Газета День Литературы # 101 (2005 1)

И эта простая вроде бы схема, тем не менее, дожила до времен капитана Немо с инженером Гариным (преобразуясь далее в якобы научную фантастику с ее космическими Кораблями). А давний проект Брандта был на деле (но зеркально!) осуществлен правительством Советской России, которое отправило в 1922 году несколько "кораблей мудрецов" обратно в Старый, буржуазный Свет, а затем устроило в местах не столь отдаленных, — что там остров! — целый, по мнению А.И.Солженицына, "Архипелаг ГУЛАГ".

Между этими двумя как будто случайными событиями, разнесенными на четыре с лишним столетия (1494–1922), полностью совершился цикл развития личности Нового времени. Той самой личности, чье атомарно-индивидуальное (а "индивидуум" по-латыни означает то же самое, что и "атом" по-гречески — "неделимый") мироощущение до сих пор определяет "западную", "западноевропейскую" или, вернее будет сказать, "новоатлантическую" цивилизацию. "Самостояние" такой личности против мирового Хаоса, будучи двумерным по природе своей, обретает объём только в блестящих парадоксах, которыми столь богаты биографии героев этой цивилизации, вполне заслужившей имя "цивилизации но".

Не слишком давние примеры: знаменитое высказывание Уинстона Черчилля ("Демократия — отвратительная форма правления. Но все остальные еще хуже") или Франклина Делано Рузвельта ("Конечно, Сомоса — сукин сын. Но это наш сукин сын!"). Покопавшись в историческом наследии с первых фаз цикла, с начала XVI века, ряд подобных цитат можно сделать почти бесконечным. Впрочем, дело, конечно, не в афоризмах самих по себе — дело в людях, которые мыслят (и действуют) именно так, а не иначе.

Текучесть, непрерывность исторического процесса всё же не означает его равномерности. Гребни волн истории, на которых качаются корабли наших судеб, существуют и вполне ощутимы. В поисках начальной точки отсчета новоатлантического Времени (и Пространства по Гринвичу) стоит обратить внимание на скромную дату 7 июня всё того же 1494 года, когда под патронажем папы Александра VI (Борджиа) в городе Тордесильясе был заключен договор между Испанией и Португалией о приоритетах мореплавания. Его косвенным следствием стал фактический запрет для других христианских государств на колонизацию вновь открываемых земель — запрет, освященный авторитетом ключей Святого Петра.

Реакция на отлучение от Нового Света оказалась исторически почти мгновенной. Лютер, Цвингли, Кальвин, Генрих VIII и те, кто поддерживал их — все, ставшие так или иначе протестантами (а в северных землях будущей Европы им сопутствовал наибольший успех), осознанно или нет, восприняли этот первый в истории официальный раздел мира как последнюю каплю в переполненной чаше терпения. Тордесильяс стоил Святому Престолу Реформации — как Париж мессы Генриху VIII.

Ожесточенность так называемых "религиозных" войн последующего столетия иллюстрирует меру переворота, вполне осознанного лишь к середине XVI века (Аугсбургский религиозный мир 1555 года со знаменитым и невероятным ранее принципом "Чья власть — того и вера"), а закрепленного еще веком позже (Вестфальский мир 1648 года и казнь английского короля-католика Карла I в 1649 году). Именно к XVII веку относят окончательное формирование пресловутой "протестантской этики". Практически в то же время Московское государство с присоединением украинских земель (1654) и с выходом на Дальний Восток (1650-60-е гг.) становится Россией. Показательно, что это движение русских на восток, "встречь солнцу", вполне соответствует ходу православной литургии, символически "останавливающей время", — и полностью противоположно "атлантическому" движению европейских народов. Но этот, видимо разнонаправленный в пространстве процесс происходил, вдобавок, и не в общей системе ценностных, смысловых координат, что стало очевидно позднее. Впрочем, так или иначе, к концу XVII столетия понятие "христианский мир" окончательно исчезло из официальных документов эпохи, заменяясь понятием "Европы", к которому применялись уже иные: территориально-политические, а не вероисповедные, — критерии. Россия в Европу не входила изначально. Россия — не Европа и не часть Европы, это два разных понятия одного уровня.

Принципы классической механики и общественного прогресса — самое яркое выражение характерного для Нового времени двумерно-плоскостного мироощущения. Его кульминацией стал 1789 год, открывший собой невероятно долгий "век девятнадцатый, железный", век торжества этих принципов, — торжества, которое завершилось разделом мира и грандиозным жертвоприношением первой мировой войны. Лет через десять, оглядываясь на эту, небывалую до того бойню, русский философ Н.А.Бердяев окрестил запоздавшее XX столетие "новым средневековьем". А впереди была еще большая война, вторая мировая, были "лагеря смерти", были атомные взрывы над Хиросимой и Нагасаки.