Тимур Зульфикаров КНИГА ДЕТСТВА ИИСУСА ХРИСТА
Афонский монах позвал меня и сказал:
— После Золотого и Серебряного века русской поэзии вдруг явился век Алмазный — твоя поэзия.
Господь наш дал тебе алмазное перо. Хватит тебе заниматься литературой.
Напиши о Детстве Иисуса Христа, нашего Спасителя.
Алмаз режет камень. Пусть простые Слова твои будут, как высеченные, выбитые на камне.
Я сказал сокрушенно:
— Батюшка, непосильная ноша. Не для человека.
Кому Господь дал алмазное перо рассказать, хоть смутно, об этих затерянных алмазных днях? О том Святом Агнце? О том Отроке вечноюном, вечновесеннем? Ты видишь — я только подумал о Нем, как слезы застилают глаза...
Разве Святое молчанье Евангелистов не выше всех поэтических видений и фантазий?
Монах сказал:
— Две тысячи лет человечество всматривается в те Святые первоначальные Дни Детства Христа! Во Дни Святого Гнезда и Святого Птенца!
И ты вглядись! Ведь эти Дни были.
Господь даст тебе мимолетно свято увидеть те ускользающие, обветренные Дни, Дни, Дни, когда Спаситель был ещё более Человеком, чем Богом...
Из бездны, тьмы времен вдруг явятся те пресветлые Дни. И уж невозможно будет отойти, отлепиться, отстраниться от Них всем человекам на земле...
Только очисти душу от суеты, как древнее зеркало от жемчужной пожирающей пыли...
Я сказал:
— Отец, пыль столетий пожирает не только глаза человеков, но и зеркала...
А тут пыль тысячелетий... Как глядеть чрез неё? Вот он — тысячелетний песчаный хамсин, хамсин — Великий Ветер Пустынь!.. Ветер непобедимого Забвенья...
Как узреть Те Дни чрез него?.. Хамсин, хамсин, лишь ты вечен и неизменен... И две тысячи лет назад ты стоишь, течешь летучими песками над Назаретом...
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
... Хамсин, хамсин, ты вечен и течешь над Назаретом...
— Ах, иму, иму, мама, мама, маа! Как сладко пахнет в хамсине сирийская снежная роза, роза! На крыше назаретского нашего домика, вылепленного из глины и дикого острого камня.
И стены домика похожи на наши рваные и оттого ещё более родные одеяла.
Мама, матерь, как роза попала на крышу? Отец мой Иосиф посадил её на крыше? Иль ветер занес семя её?
Я вдыхаю её аромат. Тяну телячьими ноздрями.
Я встал на колени, склонился над розой над самом краю крыши и дышу ароматами.
Тогда Мать говорит:
— Сын, ты уже давно дышишь розой. Сходи с крыши.
Он говорит: