— И с Аввою смогу беседовать?
— Прощайте, Вячеслав Иванович.
5.
Я спустился к темнеющей воде и пошествовал, не оглядываясь, по глади озера Генисарецкого, яко по суху.
И ликовала, порхая надо мною, ласточка Авва. И слышался мне позади сдавленный рыданиями голос Куприянова:
— Я вспомнил, вспомнил чудный стих до конца! Я вспомнил, послушайте!
И автора вспомнил: Борис Пастернак! Вы слышите?
Я протянул ладонь перед собою — ласточка тут же на неё опустилась, чуть царапая коготками.
— Ласточка Авва, — сказал я, — лети к старому дубу за оградой церкви Преображения Господня. И свей себе гнездо в дупле. Ты будешь жить долго, и выводить деток. Не грусти, расставаясь со мною. Мы ещё увидимся, но не скоро.
— Благодарю, мой спаситель. Я полечу яко молния. А иногда стану прилетать к моему хозяину и беседовать с ним.
Она вспорхнула с ладони и растворилась в вечереющей земной благодати.
А я чуть замедлил поступь по глади озера Галилейского, размышляя о превратностях творчества и чудотворства.
Прежде чем ступить на высвеченную заходящим солнцем лестницу в небеса обетованные.
6.
Лариса Клецова «ВРЕМЯ ГЛЯДИТ В УПОР...»
СНЕГ В ПЯТЬ ЧАСОВ УТРА
1.
Доктор, "долго" — это... до марта?
Доктор гадал — он смотрел в карту.
Было сомнительным слово "завтра".
И некорректное слово "завтрак"
Вечно всплывало. Но вдруг, на "дне"
Он прочитал: "Почему бы нет".
Стараясь не видеть чёрные губы,
Доктор ещё раз сказал: "Почему бы...",
И про себя добавил: "Нет".
2.
Белой бескровной рекой
Омывая чужие раны.
Бежать по большим странам
В приёмный покой.
Чёрным, кровавым временем
Тихо касаясь лба,
Сворачиваться на губах
Тех, кто нем.
Там — ничего нет.
Белого неба ком.
Только в глазах песком
Свет.
3.
Перевозчик оттолкнёт берег —
Переводчик с чужого.
Белым взглядом окинет город
И поплывёт по течению.
Если во что и верить,
То в этот зелёный крыжовник,
В крики "держи вора"
И — в быстроходность времени.
4.
Двери зевают, впуская снег:
Белое небо под чёрный кров.
Улицы, раненные во сне
(Сквозными ранениями дворов),
Скрипом кричат на неверный шаг.
Вспыхивают — на случайный вздох.
По тротуарам часы спешат.
Над тротуарами не спеша —
Бог.
5.
Снег в пять часов утра.
К шести растает.
Расстанется с покоем мостовых,
Забрезжат одинокие трамваи
С их пустотой, стремящейся "на вых..."
Обутые по-зимнему машины
Затопчутся в прокуренных дворах...
И пешеходы кажутся большими,
И жизнь — короче в пять часов утра.
***
Он, временами, кричал.
Он кричал временами.
Не разверстым от ужаса ртом,
Не сухим, воспалившимся горлом,
Забывая тяжёлый язык.
Крик. Беспомощный. Голый.
Так кричат только... маме,
Возвращаясь к началу начал...
Он кричал ВРЕМЕНАМИ!!!
Он, временами, кричал.
***
Расстаёмся — надолго, на год ли.
И пустеем квартирою.
И душою пустеем загодя,
Будто смерть репетируя.
Наблюдаем с неясным вызовом
За летящими птицами.
Каждый роль свою к сроку вызубрит,
Ни к чему репетиции.
***
Страшно смеяться над каждым стихом.
Где, "словно алые розы
Вянет закат" и по небу "легко"
Катятся "летние грозы",
Где к сентябрю — "наступает тоска",
Небо — "рассветного шёлка..."
Вдруг,
Палец, которым крутил у виска,
Металлически щёлкнет?
***
Мы так привыкли, что бетон и сталь
Нам заменяют вязовое кружево.
Кусочки неба прорастают сквозь асфальт.
А мы их называем лужами.
***
За забором кто-то скачет.
Всё свирепее и строже
Звонким голосом собачьим
Матерится на прохожих.
Обойдёте осторожно,
Улыбнётесь: "Ай да шавка!"
Только вздыбится тревожно
Ваша норковая шапка.
***
Время иссякло. Осталась ночь.
Я ухожу — пора.
Город, зевнув, уплывает прочь:
Завтра, вчера, вчера...
На перекрёстках следы карет
И не видать ни зги.
Эхо, забывшись, швыряет вслед
Прошлых веков шаги:
Шелесты юбок, бряцание шпор,
Скрипы дверей косых...
Время ночами глядит в упор.
Встряхивая часы.
Лана Чернобурова «ВЧЕРА БЫЛ ВЕЧЕР...»
***
Здесь Вечность плачет: сделайте потише
Магнитофоны, плееры, Си-Ди.
Она — одна, её никто не слышит.
Никто о ней не думает почти!
Давным-давно прошли её приметы,
Её молитвы — в каждой божья твердь.
И звёзды, о которых столько спето,
И девы, за которых шли на смерть.
Давным-давно её утихли зовы,
И только в снах ещё их виден след.
Ей неуютно в мире этом новом,
Которому — что есть Она, что нет.
Ей очень больно быть такою слабой,
Такою жалкой в плохоньком пальто.
Она — хоть Вечность,
в то же время — баба,
Ей всё-таки положено кой-что!
Растут дома, с экранов мечут блицы.
Повсюду клерки прыткие снуют.
О, Боже мой! Да, разве ж эти лица?..
Такие ль разве души к Ней прейдут?!
Таким ли разве в час последней стражи
Откроется небесная дыра?!