Читаем Газета День Литературы # 119 (2006 7) полностью

— И с Аввою смогу беседовать?


— Прощайте, Вячеслав Иванович.



5.



Я спустился к темнеющей воде и пошествовал, не оглядываясь, по глади озера Генисарецкого, яко по суху.


И ликовала, порхая надо мною, ласточка Авва. И слышался мне позади сдавленный рыданиями голос Куприянова:


— Я вспомнил, вспомнил чудный стих до конца! Я вспомнил, послушайте!


Прощайте, годы безвременщины!


Простимся, бездне униженья,


Бросающая вызов женщина!


Я — поле твоего сраженья.


Прощай, размах крыла расправленный,


Полёта вольное упорство


И образ мира, в слове явленный,


И творчество, и чудотворство!



И автора вспомнил: Борис Пастернак! Вы слышите?


Я протянул ладонь перед собою — ласточка тут же на неё опустилась, чуть царапая коготками.


— Ласточка Авва, — сказал я, — лети к старому дубу за оградой церкви Преображения Господня. И свей себе гнездо в дупле. Ты будешь жить долго, и выводить деток. Не грусти, расставаясь со мною. Мы ещё увидимся, но не скоро.


— Благодарю, мой спаситель. Я полечу яко молния. А иногда стану прилетать к моему хозяину и беседовать с ним.


Она вспорхнула с ладони и растворилась в вечереющей земной благодати.


А я чуть замедлил поступь по глади озера Галилейского, размышляя о превратностях творчества и чудотворства.


Прежде чем ступить на высвеченную заходящим солнцем лестницу в небеса обетованные.



6.



Прежде


чем


ступить


на лестницу


в небеса


обетованные

Лариса Клецова «ВРЕМЯ ГЛЯДИТ В УПОР...»



СНЕГ В ПЯТЬ ЧАСОВ УТРА



1.



Доктор, "долго" — это... до марта?


Доктор гадал — он смотрел в карту.


Было сомнительным слово "завтра".


И некорректное слово "завтрак"


Вечно всплывало. Но вдруг, на "дне"


Он прочитал: "Почему бы нет".


Стараясь не видеть чёрные губы,


Доктор ещё раз сказал: "Почему бы...",


И про себя добавил: "Нет".


2.



Белой бескровной рекой


Омывая чужие раны.


Бежать по большим странам


В приёмный покой.



Чёрным, кровавым временем


Тихо касаясь лба,


Сворачиваться на губах


Тех, кто нем.


Там — ничего нет.


Белого неба ком.


Только в глазах песком


Свет.



3.



Перевозчик оттолкнёт берег —


Переводчик с чужого.


Белым взглядом окинет город


И поплывёт по течению.



Если во что и верить,


То в этот зелёный крыжовник,


В крики "держи вора"


И — в быстроходность времени.



4.



Двери зевают, впуская снег:


Белое небо под чёрный кров.


Улицы, раненные во сне


(Сквозными ранениями дворов),


Скрипом кричат на неверный шаг.


Вспыхивают — на случайный вздох.


По тротуарам часы спешат.


Над тротуарами не спеша —


Бог.



5.



Снег в пять часов утра.


К шести растает.


Расстанется с покоем мостовых,


Забрезжат одинокие трамваи


С их пустотой, стремящейся "на вых..."


Обутые по-зимнему машины


Затопчутся в прокуренных дворах...


И пешеходы кажутся большими,


И жизнь — короче в пять часов утра.




***


Он, временами, кричал.


Он кричал временами.



Не разверстым от ужаса ртом,


Не сухим, воспалившимся горлом,


Забывая тяжёлый язык.


Крик. Беспомощный. Голый.



Так кричат только... маме,


Возвращаясь к началу начал...


Он кричал ВРЕМЕНАМИ!!!


Он, временами, кричал.




***


Расстаёмся — надолго, на год ли.


И пустеем квартирою.


И душою пустеем загодя,


Будто смерть репетируя.



Наблюдаем с неясным вызовом


За летящими птицами.


Каждый роль свою к сроку вызубрит,


Ни к чему репетиции.




***


Страшно смеяться над каждым стихом.


Где, "словно алые розы


Вянет закат" и по небу "легко"


Катятся "летние грозы",


Где к сентябрю — "наступает тоска",


Небо — "рассветного шёлка..."


Вдруг,


Палец, которым крутил у виска,


Металлически щёлкнет?




***


Мы так привыкли, что бетон и сталь


Нам заменяют вязовое кружево.


Кусочки неба прорастают сквозь асфальт.


А мы их называем лужами.




***


За забором кто-то скачет.


Всё свирепее и строже


Звонким голосом собачьим


Матерится на прохожих.



Обойдёте осторожно,


Улыбнётесь: "Ай да шавка!"


Только вздыбится тревожно


Ваша норковая шапка.




***


Время иссякло. Осталась ночь.


Я ухожу — пора.


Город, зевнув, уплывает прочь:


Завтра, вчера, вчера...



На перекрёстках следы карет


И не видать ни зги.


Эхо, забывшись, швыряет вслед


Прошлых веков шаги:



Шелесты юбок, бряцание шпор,


Скрипы дверей косых...


Время ночами глядит в упор.


Встряхивая часы.

Лана Чернобурова «ВЧЕРА БЫЛ ВЕЧЕР...»



***


Здесь Вечность плачет: сделайте потише


Магнитофоны, плееры, Си-Ди.


Она — одна, её никто не слышит.


Никто о ней не думает почти!



Давным-давно прошли её приметы,


Её молитвы — в каждой божья твердь.


И звёзды, о которых столько спето,


И девы, за которых шли на смерть.



Давным-давно её утихли зовы,


И только в снах ещё их виден след.


Ей неуютно в мире этом новом,


Которому — что есть Она, что нет.



Ей очень больно быть такою слабой,


Такою жалкой в плохоньком пальто.


Она — хоть Вечность,


в то же время — баба,


Ей всё-таки положено кой-что!



Растут дома, с экранов мечут блицы.


Повсюду клерки прыткие снуют.


О, Боже мой! Да, разве ж эти лица?..


Такие ль разве души к Ней прейдут?!



Таким ли разве в час последней стражи


Откроется небесная дыра?!


Перейти на страницу:

Все книги серии Газета День Литературы

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное