Читаем Газета День Литературы # 131 (2007 7) полностью

Если говорить об информативной ценности книги, то в ней нет ничего нового – ни открытий, ни новых прочтений. Всё, что пишет г.Быков, уже было сказано до него – самим Пастернаком, мемуаристами, биографами и исследователями его творчества. Есть темы, на которых г.Быкова особенно, что называется, несёт. Жаль, что его рассказы о "женщинах Пастернака", не может прочитать сам Б.Л. – наверное, встретив, сказал бы ему пару ласковых. Так, например, по мнению автора, О.М. Фрейденберг "понимала больше Али" (Ариадны Эфрон), а "всех по-настоящему умных женщин в пастернаковском окружении рано или поздно начинала раздражать его способность среди разрухи и голода обращать внимание на пейзажи". Так. Значит, если были "по-настоящему умные", значит были и... Нет, дурами их г.Быков не называет, но намеки оставляет еще какие!


Вот как об Иде Высоцкой. Сначала цитируется Пастернак: "Она так просто несчастна – так несостоятельна в жизни – и так одарена; – у неё так очевидно похищена та судьба, которую предполагает её душа, – она, словом, так несчастлива, – что меня подмывало какою-то тоской, и мне хотелось пожелать ей счастья". Затем г.Быков, не моргнув глазом, "перевоплощается" одновременно и в Пастернака, и в его возлюбленную и не только исправляет слова Б.Л. (это он делает многократно и залихватски), но и чувствует за Иду: "Тут неточно только одно слово: на самом деле у нее похищена судьба, которую предполагает её внешность. Душа там вряд ли что-то могла предполагать – она была, как уже сказано, "темна"; а внешность была прелестная, и Ида не могла не чувствовать диссонанса между своею трагической наружностью и безнадёжно мещанской душой". (Душевед, однако.)


А вот о Елене Виноград: "Ни на одну из своих женщин – кроме разве что Ивинской... не оказывал он столь возвышающего и усложняющего влияния". Здесь не место говорить о "возвышенности" и "сложности" О.В. Ивинской. О них можно судить по её мемуарам. А можно и по воспоминаниям Л.К. Чуковской. Заметим другое: после прочитанной фразы возникает вопрос, каковы же были остальные? Ответ получается глубоко оскорбительным для женщин. Думаете преувеличиваю? Нисколько. Вот еще образчик откровенного хамства в адрес Евгении Владимировны Пастернак, подразумевающий ситуацию ухода Пастернака: на карточке "Женя тихо полуулыбалась, так и всю жизнь проулыбалась самой себе".


О понимании г.Быковым пастернаковской поэтики загадочного и его "интерпретациях" текстов, особенно "Доктора Живаго", не возьмусь даже говорить. Они вызывают сначала нехорошее удивление, затем негодование и, наконец, гадливость. Одна из самых вопиющих – трепанация "Высокой болезни". Дело даже не в подходе к текстам – тут голову менять надо. Впрочем, г.Быков так и сделал: приделал Пастернаку свою и стал, ковыряя тексты писателя, буквально исправлять их и объяснять, поскольку-де "невнятны".


В одном согласен с г.Быковым: да, "российская филология переживает трудные времена". Это из-за того переживает, что с усилившимся нахрапом лезет в неё фельетонная эпоха, материализовавшимся "грядущим хамом" которой и оказался автор новой полупопсовой "биографии", которую – не дай Бог – преподаватели станут рекомендовать школьникам и студентам. Прочитав разухабистое топтание г.Быкова по великому поэту, последние ничего, кроме того, чтобы вести себя так же, как он, не научатся. И хотя читать разборы того, в чём их автор ничего не понимает, занятие довольно забавное – есть более приличные во всех отношениях книги, на которые стоит потратить время и деньги. Тратить же на макулатуру г.Быкова – слишком много чести для последнего. Я решился и пожалел.

ХРОНИКА ПИСАТЕЛЬСКОЙ ЖИЗНИ



ПРЕЗЕНТАЦИЯ КНИГИ Н.И. РЫЖКОВА


В московском Доме книги "Библио-Глобус" прошла презентация книги известного общественно-политического деятеля, последнего председателя Совета Министров СССР, члена Совета Федерации и Президента Московского Интеллектуально-делового клуба – Николая Ивановича Рыжкова "Трагедия великой страны", выпущенная в свет Издательским домом "Вече". 650-страничное издание представляет собой симбиоз воспоминаний, размышлений и исторических экскурсов в прошлое нашей Родины, посвящённых анализу того, что произошло с СССР в течение последнего двадцатилетия. Н.И. Рыжков взвешенно и честно рассказывает читателю о времени своей работы в советском Правительстве (а надо сказать, что ему довелось работать едва ли не в


самый трудный период существования советской страны, отягощённый такими событиями, как землетрясение в Армении и авария на Чернобыльской АЭС, куда он первым из тогдашних руководителей страны прилетал для принятия экстренных мер по спасению пострадавших. К тому же в те годы окраины советской державы уже начинали охватывать пожары межнациональных конфликтов, выразившихся в кровавых столкновениях в Алма-Ате, Баку, Фергане, Тбилиси и других регионах Советского Союза.


Перейти на страницу:

Все книги серии Газета День Литературы

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное