Осмысливая его пренебрежение нормами и печальный цинизм, не могу назвать литературный мятеж Поланика нарочито эпатирующим и декоративным, это честная анархия по-американски – восстание добровольного изгоя-одиночки. О бездне сознания с виду обычного человека и идёт речь – о том, что любой не так уж и прост, способен быть как ниспровергателем общественных основ и морали, так и осознающим своё несовершенство. Везде видны мучительные попытки понять замысел Творца: "…твой отец для тебя – модель Бога. А если ты не знал своего отца, если твой отец в тюрьме, или умер, или никогда не бывает дома, что ты тогда будешь думать о Боге?", "Что ты должен принять, это что Бог, возможно, тебя не любит. Возможно, Бог ненавидит тебя. Это не худшее, что может случиться. Привлечь внимание Бога плохими делами – это лучше, чем не получить внимания совсем. Может, потому, что ненависть Бога – это лучше, чем Его безразличие. Чем ниже ты падаешь, тем выше взлетишь. Чем дальше ты убегаешь, тем больше Бог хочет тебя вернуть".
Автор не предлагает никаких решений, кроме индивидуального стихийного бунта, который порой причудлив и дик.
Может быть, в этом зерно истины. В конце концов, перестаёшь верить, что какая-то из популярных идей или религий является панацеей от всех личных и глобальных катастроф…
И ещё фирменный вопрос от Поланика: "Что бы вы хотели сделать до того, как умрёте?"
Алексей Татаринов ДВА ОБРАЗА (Вадим Кожинов и Сергей Аверинцев в современной христианской философии)
Сорок лет назад Кожинов и Аверинцев показали, что теория литературы – это не область абстракций и терминологической избыточности, а познание основных законов, которые соединяют эстетику с этикой и религией, позволяют читателю, не расставаясь с филологической дисциплиной, стать мыслителем, не только определяющим сознание текста или художественного процесса, но и сообщающим о перспективах этого сознания. Даже сейчас, когда в филологии все позволено, их творческая независимость удивляет. Свобода и христианская устремлённость раннего Аверинцева – в избранных им темах. Свобода раннего Кожинова – в особом стиле раскрытия тем, вроде бы не имеющих прямого отношения к христианству.
Пишет Георгий Чистяков: "Сергей Сергеевич был первым в Москве человеком, в своих университетских лекциях открыто заговорившим о Боге. Осенью 1970 года он читал их по субботам в новом тогда здании на Воробьёвых горах в огромной аудитории, где тогда яблоку было негде упасть. Его византийская эстетика, основанная на самом высоком и в высшей степени профессиональном филологическом анализе, была в то же время настоящей проповедью Слова Божьего и христианской веры. Каждому слушателю из этих лекций сразу становилось ясно, что лектор не просто знает Евангелие и святоотеческую традицию, но сам верит в Бога".