Газета День Литературы # 175 (2011 3)

И себя спалили в пламени зари.

Не кори меня, Карина, не кори.

МОЯ РОССИЯ

ГАЛАКТИЧЕСКИ БРЕД

Крут наш норов, и глаз неприветен,

да и совесть всё чаще во вред,

и в умах галактический ветер,

и в речах галактический бред.

Мы маньяки давно и калеки.

Сотворившим вселенский бардак,

нам нести заклеймённость навеки.

Только так.

ПО КРИВЕЙШЕЙ ПРЯМОЙ

Мы ушли по кривой –

так в пространство уходит ракета.

Расступается звёздный конвой

и бездонная Лета.

Счёт окончен земной.

В беспросветности солнечных буден

наш уход по кривейшей прямой

безрассуден

и… неподсуден.

ЛЕТАРГИЧЕСКИЙ СОН

Нас терзает и душит

летаргический сон.

Нe спасут ни кликуши,

ни корона, ни трон,

ни расстрелы друг друга,

ни награды в Кремле,

ни печаль, ни разруха

на родимой земле.

Даже небо не знает

кто на что обречён,

если Русь растерзает

летаргический сон.

В ОЧИСТИТЕЛЬНЫХ МУКАХ

Потеряла Россия,

христианскую душу свою потеряла.

Воровски опустили её,

чтоб уже никогда не восстала.

Монументом расправы

гранитная стынет гробница

на груди белокаменной некогда

и златоглавой столицы.

Спейся, Русь,

или скорбно молись,

или бейся в припадке-истерике

над своим византийством

в разбойном разгуле истории.

Никого не кляни,

нет виновных при самосожжении.

В очистительных муках

расплата за прогрешения.

ЗАВЕТ СТАРОДАВНИЙ

Жизнь разделила нас,

равных в своём рожденье.

Мечемся, как в наважденье,

в путах забот и фраз.

Можно, вставая с колен,

выбрать, кляня правителя,

бешенство кровопролития,

можно беженства тлен.

Если ж от перемен

в муках уже не плачется,

даже кобель не прячется

в щели рухнувших стен,

значит будем и впредь

корчиться без состраданий.

Помни завет стародавний,

всех уравняет смерть.

Всех, равнодушный смерд,

пнувший советский герб.

ПЕССИМИСТИЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ

Мы все летаем по земле

и ползаем по небу,

пересказав самим себе

про пиррову победу,

как воплощались врастопыр

кухарки и матросы

аж в государственных проныр

из мрамора и бронзы.

Да, мы летаем по земле

и ползаем по небу

сегодня в ступе на метле,

насторожив планету

лихой беспечностью вождей,

обрекших беззастенчиво

на путь грядущих мятежей

угрюмое Отечество.

Так и летаем по земле

и ползаем по небу

по горло в собственном дерьме

и догмам на потребу,

Взираем из озонных дыр

души своей развратницы

на новоявленных проныр,

на их литые задницы.

ДВОЕ

Один чурается народа

и... правит им.

О, упоение урода

собой самим!

Другой куражится с народом.

Он грозный тать.

Он самодержцем-сумасбродом

желает стать.

Судьба у них неразделима

и суть одна,

а чашу буйного разлива

нам пить до дна.

ДОЖДЬ ЛИХОЛЕТЬЯ

Я снова мучаюсь вопросом –

так что же дальше? –

отдавший дань словесным розам

махровой фальши.

Не о себе моя забота.

В гражданской смуте

я вновь о том, что выше Бога

и горше сути.

От безответности бессилие.

Сейчас, как прежде,

в непредсказуемость России

моя надежда.

Препровождая сквозь мгновение

в тысячелетья,

вершит над нами омовение

дождь лихолетья.

ДЕТИ НЫНЕШНЕЙ ПОМПЕИ

Про мятежную угрозу

и секретную Форосу

враз узнала вся страна:

и святой, и сатана,

и служивые мужи,

и нудисты, и моржи.

Величава и вольна

черноморская волна,

нежен дымчатый простор

серебристо-синих гор.

Год спустя средь бела дня

остаканились друзья,

вылезая из воды,

облегчившись от нужды.

Кто с какого бодуна

не поймёшь у болтуна.

Как на трон присев под зонт,

он вещает в горизонт:

"Мировые катаклизмы

в судьбах человеческих

мимолётны и капризны

вроде фурий греческих.

Камни этой балюстрады

современники Эллады.

Перед ними мы пигмеи,

дети нынешней Помпеи.

От того у нас напасти,

вулканические страсти,

что правители убоги,

с кругозором из берлоги

Беловежской пущи,

мнимо всемогущие.

Как сломался "меченый"?

Факты рассекречены:

туалет он не нашёл,

а процесс уже пошёл.

Осознав такой эксцесс,

мать его КПСС

шлёпнула по заднице.

Чин по чину в здравнице

поотмылись бы, так не...

В набегающей волне

не готовые к поносу

вместе вляпались в Форосу.

Восхитительный урок!

Лишь бы впрок".

А приятель и не слушал,

дал давно себе зарок:

изливающему душу

не соваться поперёк.

Он в шезлонге возлежал,

а "оракул" продолжал:

"Во спасение от срама

в тайниках любого храма

для блаженства испражнений

после плотских вожделений

есть всегда уборная,

вещь богоугодная.

Из теорий Тома Ома

вытекает аксиома,

сконцентрированный взгляд,

как в науке говорят,

где по формуле одной,

сопряжением с другой

исчисляется природа

благоденствия народа

по числу отхожих мест

в одноразовый присест.

Кстати, в выкладках Гринписа

здесь мы в лидерах от низа.

Так не так, но в курсе я,

знаю по экскурсиям:

всесоюзная земля

от кичмана до Кремля

по итогам славных лет

есть один большой клозет.

И не выветрится вдруг

из страны ядрёный дух,

всем народом созданный,

миром не осознанный.

Кто познает, просто ахнет,

что за дух и чем он пахнет".

Но не ради их прозренья

напрягал он организм.

Он творил для наслажденья

свой словесным онанизм.

"Кабы был я помоложе,

да не дюже занавожен,

стал бы литератором,

душ ассенизатором.

Скажем для примера,

вроде бы Гомера".

Заслонив ладонью очи,

сладив позу мудреца,

стал похож он, между прочим,

на античного слепца.

А приятель много ведал

про Коран и Библию,

подбирался даже к Ведам,

чтобы сдёрнуть в Индию.

Но увы, судьба-индейка

в лунном сари снившися,

оказалась иудейкой,

спидоноской смывшейся.

Распархались демократы.