Газета День Литературы # 181 (2011 9)

И в облаке этого зимнего света

Легко проследить умозрительный след

Её затянувшегося рикошета.

Я помню: улыбка её коротка,

Я знаю секреты фамильной окраски:

Узор на щеках – от отца, барсука,

А крыльями – в маму, анютины глазки.

Свой цвет на свободу меняет она,

Но я не увижу, пока не поверю,

Что в жизни нет выхода, кроме окна.

А двери... Да что мы всё: двери да двери!

***

Коль я неправ, так не судите строго:

Вдруг захотелось поболтать немного

Не о любви – так о нехватке оной –

Не с кем-нибудь, а со скульптурой конной, –

Чтоб вашему высокоблагородью

На вздыбленном коне над хладной Обью

(Читай: Невой, Евфратом, Тибром, Темзой...)

Тщета необоснованных претензий

Незамутнённый взор не замутила

На берегах Оби (Урала, Нила),

Чтоб Ваша честь, купаясь даже в море,

Не забывала про memento more.

Обычно я в советчики не лезу,

Но знаю: если к сложному процессу

Не предъявлять претензий непомерных,

Как это принято у некоторых смертных,

И эту Книгу Нашей Жизни если

Читать не как историю болезни,

То это будет... это будет, значит...

Похоже я забыл, с чего я начал.

Но не напоминайте, бога ради,

Что прошлое осталось где-то сзади,

Что день грядущий хоть нам и неведом,

Но у него проблемы есть с просветом...

Уж лучше я, как в старой дзэнской притче,

Увидев в небе силуэты птичьи

(Вы снова здесь, изменчивые тени?) –

Произнесу: "Вот гуси пролетели".

А Вы меня поправите, надеюсь:

"Неправда, никуда они не делись".

СТАРЫЙ ВАРШАВСКИЙ РОМАНС

(исполняется на мотив "Утра туманного")

Умбра и охра краски казённые,

При жизни к смерти приговорённые:

Кровь, засыхая, становится бурой,

Пуля, ржавея, останется дурой.

Их ровно восемь на парабеллум,

Они вникают в наши проблемы

И, выбирая височные доли,

Нас навсегда избавляют от боли.

Мысль изречённая пуле подобна:

Та – извлечённая – в дело не годна.

В этой предсмертной записке – ни слова,

Есть только время – четверть второго.

Нету ни слова по-польски – так что же? –

Что тебе Польша, и на' что ты Польше?

Да и вообще этот час – 1.15 –

Неподходящий, чтобы стреляться.

Птицы на шпилях старой Варшавы –

Все в позолоте, тусклой и ржавой –

Напоминают виденья вчерашние,

Грустных орлов над кремлёвскими башнями.

Умбра и охра – краски печальные,

Цвета тоски, но не цвета отчаянья.

Грудь поседелая, молью побитая,

Что ж ты наделала, Речь Посполитая?

КОНЕЦ ВРЕМЁН

Да. Всякой силе есть предел и мера.

Разрушен будет новый Вавилон

Устами тарантиновского негра,

Перстами белой девушки с веслом.

Не знаю я, что там у вас смешалось

(Да в самом деле, уж не языки ль?),

Но к вам, друзья мои, утратил жалость

Пророк библейский Иезекииль.

Смешались языки? – Ой, не смешите,

Не утверждайте, что виной всему

Лексические трюки дяди Вити

И тёти Моти подлое "ну-ну".

Жги, жги, гармоника! Не виждят и не внемлят

Пророки в наши дни, – об чём и речь.

Лишь Пушкин, обходя моря и земли,

Своим глаголом норовит обжечь.

А девки плещут вёслами на Каме,

А парни удят рыбу из Оки,

При этом, заплетаясь языками,

Уродуют родные языки.

Не виждю я в Кондратах и в Маланьях

Носителей глоссарной чистоты.

Не то чтоб я скупее стал в желаньях –

Желания по-прежнему просты:

Есть, есть и высший суд над вашим братом –

Однажды, если Библия права,

На языке всем и всему понятном

Заговорят и камни, и трава.

"Когда тебя моя коснётся кара,

Узнаешь ты, что имя мне Господь!", –

И дядя Витя в дымке перегара,

И тётя Мотя, пальцы сжав в щепоть,

Исторгнут не слова – одни лишь звуки,

Что в сердце русском навсегда слились:

Где "Аз воздам" – там воздадут и буки, –

Я говорю вам как специалист.

И в ходе этой страшной процедуры,

Боюсь, мне не остаться в стороне.

Коснёмся и моей кандидатуры,

Хоть речь идёт совсем не обо мне.

Так вот. Когда мычащими рядами

Вы будете под окнами брести,

Моя собака чёрными губами

Скажет мне последнее "прости".

Станислав ЗЮБАНОВ У СЕДЫХ ТЕРРИКОНОВ

***

К 10-й годовщине ГКЧП

Как мать с отцом, утратившие сына,

В душе мы все скорбим по СССР,

И пусть пока осталась жить Россия,

Он видится нам главной из потерь.

Мы все стоим над грандиозным гробом,

В котором вдруг почил социализм,

И горько думаем, какие же микробы

Разрушили могучий организм?

Кто из гостей принёс в наш дом заразу,

Как подлый рак разрушил мозг страны,

И по чьему коварному приказу

Мы русские на смерть обречены?

Мы приютили пятую колонну

Потомков расплодившихся хазар,

Нетрудно было хитрому шпиону

Устроить в доме роковой пожар!

Под вой сирен успели мародёры

Разграбить их же приютивший дом.

За океан удрали эти воры,

А нам досталось воевать с огнём.

И скорбный крик: "Спасите наши души!"

Над Родиной летит из края в край.

Не зажимай же от бессилья уши,

А мать-Россию из огня спасай!

МОЙ ДЕД

"Пора бы подвести итоги!" –

С утра бормочет голова,

А к ночи снова ноют ноги

Всё те же грустные слова.

Дед отдал "стройкам коммунизма",

Не мелочась, себя всего,

В итоге, кроме ревматизма,

Не получил он ничего.

А, может, получил он всё же

То, что, как этот мир, старо,

Что для души всего дороже,

Не веру ль русскую – в Добро?

Он строил стены новой жизни

И верил в громкие слова,

Что будет жить при коммунизме,

И вера та ещё жива!