Газета День Литературы # 181 (2011 9)

…Иду дорогой узкой длинной

На сорок с лишним лет назад.

…Сидит старуха на крылечке.

А рядом с ней – согбенный дед.

Иду домой вдоль тихой речки

Через страну, которой нет.

Родных полей льняная скатерть

Зовёт и манит на постой.

А на малиновом закате

Горит малинник золотой.

За покосившимся сараем,

Где солнце гасит ясный свет,

"А я другой страны не знаю…" –

Поёт навзрыд сопливый шкет.

Вздыхает жалобно калитка.

Неумолимо на закат.

Ползёт садовая улитка,

Как сорок с лишним лет назад.

Растёт крапива у крылечка.

К забору никнет бересклет.

Бежит в мои объятья речка

Через страну, которой нет.

Глаза мои слеза туманит.

Иду я, голову склонив.

И сердце с болью скорбной ранит

Знакомый с детства мне мотив.

Душа моя во мгле стенает

И песня вторит ей в ответ.

Поёт мальчишка и не знает,

Что это плачет в нём поэт.

Я подойду к нему украдкой,

Не потревожив гладь и тишь,

Не беспокоя деда с бабкой,

Скажу ему: "Привет, малыш!"

Он ничего мне не ответит.

А в золотом его саду

Во мгле таинственной засветит

Господь высокую звезду.

***

Август – конь в яблоках, конь синегривый

Дробно о землю копытами бьёт,

Жёлтое око вращает игриво,

Стылую воду из озера пьёт.

Небо луга в жгучих росах купает.

Яблоком спелым всплывает рассвет.

Там, где конь-Август на землю ступает,

Звёзды ложатся в серебряный след.

***

…А конь летел, закинув морду.

Он всеми жилками играл.

И, раздирая мордой воздух,

О воздух морду раздирал.

И в мареве я был распластан

В одном стремительном броске,

Как бы над пламенем гривастым,

У времени на волоске.

ИВАНОВ

На иркутской набережной, видел сам,

Кто-то уважительно написал:

"Женя, с днём рождения, будь здоров!"

А внизу подписано: "Иванов".

Нет таких приятелей у меня.

На других фамилиях вся родня.

Да и день рождения на дворе

У меня в серебряном ноябре.

А в Иркутске – бронзовый листопад.

Так что поздравление невпопад.

Я стою, раздвинув в улыбке рот –

Ох и уважительный наш народ!

Я кричу от радости на всю высь:

"Иванов, заботливый, отзовись!".

Словно я всю жизнь только и мечтал,

Чтобы Иванов моим другом стал.

У меня хорошие есть друзья,

Но без Иванова никак нельзя…

Хоть и поздравление невпопад,

Иванов, откликнись, я буду рад!

Иванов откликнулся. Ничего себе!

Генерал иркутского ФСБ.

А в Самаре раньше лейтенантом был.

Не забыл сучара-бля, не забыл!

Сергей ТЕЛЕВНОЙ ФУНДАМЕНТ ДЛЯ ДОМА НА ВЗГОРКЕ

Рассказ

ФУНДАМЕНТ не первый год зарастал жилистым фиолетовым бурьяном и как бы оседал в неплодную почву бывшей свалки. Хапучий сельсоветский землемер Лазарь Моисеевич когда-то нарезал Катерине с Максимом земельный участок на самом неудобье – хуторской свалке. То была безродная окраина хутора. Безродная, потому что плодовитый хутор, вытянувшийся вдоль речки Невольки, разрастался в две стороны. Доморощенные князьки-бригадиры да счетоводское сословие выделяли себе и своим "высокородным" отпрыскам земельные участки прямо у колхозных садов и виноградников. Земля там, обихоженная крестьянскими руками да колхозной техникой, была съедобно чернозёмной.

А здесь, на самом неудобье, загадочно-грамотный землемер Лазарь Моисеевич в присутствии трескучей депутатши Нельки отмерял положенные сотки. Утирая необитаемую лысину безразмерным носовым платком, Лазарь Моисеевич как бы пристреливался на местности. Землемер припадал к такому же, как он сам, пучеглазому нивелиру. Отступал от него, становился монументально важным при своём критически малом расточке и приговаривал, почти не шевеля отягощёнными исторической скорбью губами:

- Побегут они оттуда, побегу. – И тут же Екатерине: – Будешь на всех свысока смотреть!

Катерина, бесхитростно улыбаясь, и не силилась понять, о чём говорит Лазарь Моисеевич. Она, дородная молодуха, развитая крестьянским трудом во все стороны, и так смотрела на многих свысока. На землемера – подавно. Катя была довольна и заговорщицки улыбалась одному из белесых колышков, обозначивших её территорию. Она просто ощущала, как мимо с шелестом пролетали взбалмошные мысли. Но самая значительная уютно угнездилась у нее в сознании: здесь будет их с Максимом дом.

Солнцебиение сквозь жестянистые листья тутовника, случайно укоренившегося на взгорке, буквально заряжало Катерину, и впитанная энергия не позволила и пяти минут посидеть, расслабиться. Молодуха сорвалась и побежала к мужу Максиму. Мужа, отдыхавшего после ночного сторожевания и в полудрёме смотревшего телевизор с всенародными депутатами, вывести из сомнамбулического состояния удалось не сразу. Вмешалась баба Фрося, у которой они снимали в поднаем времянку:

- Максим, ты чего, трутень, развалился. Вон, Катька-то бьётся как рыба об лёд…

- Лучше б она молчала, как рыба об лёд, – лениво огрызнулся добровольный узник растоптанного дивана. – Я сутки – на работе, что не имею права?..