Газета День Литературы # 181 (2011 9)

Права Максим имел и умел их качать. На бетонорастворном узле, где он нёс посуточно трудовую вахту, об этом знали. Себя он там перепробовал во всех качествах. Чуть что не так – права качает, профкомы самодеятельные собирает. Времена-то какие – гласность, демократизация. Вороватое начальство побаивалось его. В итоге к всеобщему удовлетворению определился Максим в сторожа. Сутки отдежурил, на велосипед – и домой троекратно отсыпаться. И на профкоме воду не мутит.

Сладкая истома обволакивала и размягчала суставы и позвонки, пропитывала и разжижала дрябловатые мышцы, клубилась волокнистым туманом в подсознании. Хорошо в полудреме… Изредка мысли тугоплавкого свойства инородным телом внедрялись в его размягчённость, дремотность и дурманность. Тогда некто амбициозный, тщеславный заговаривал за мембраной обыденной полудрёмы: "Ты достоин большего, лучшего!" А чего именно – гадостный некто не подсказывал. Но подсказала жизнь.

На бетонорастворном узле грянули выборы начальника и мастера. А что, Максим в своё время окончил техникум, пусть и элеваторный. Но вполне…

... Жить хотелось в райцентре, с какими-никакими удобствами. Да всё как-то не налаживалось. Не первый год Максим примерялся начать новую жизнь. Уже и пацан, непрошено рано появившийся у них с Катериной, стал бессловесно напоминать о своём присутствии. Росший изначальным, непоправимым троечником, тишайший Николашка стал родителям в одной сырой комнатухе, что они снимали у бабы Фроси, мешать. Короче, впритык нужно было обзаводиться жильём.

Максим не любил перелистывать заслюнявленные странички своей трудовой книжки, как и трудовой биографии. Однако, взбодрив своё самолюбие перспективой иметь какую-никакую должность, заработок и, в конце концов, свой дом (пусть в селе – потом можно продать), он провёл бурную, агрессивную избирательную кампанию и стал-таки мастером бетонно-растворного узла. Среднетехническая образованность и таимая ущербность врождённого неудачника заставляли барахтаться его особенно отчаянно. В пене и брызгах тогдашней производственно-общественной показушной жизни судорожное барахтанье "начинающего пловца" воспринималось как активная гражданская позиция. Вот и выбрали.

ВЧЕРАШНИЕ "соратники" работяги начали называть Максима как бы полушутя-полу-уважительно Максимычем. Хотя отчество у вновь испечённого мастера было – Кузьмич. Незамысловатое, конечно. А "Максимыч" вроде благозвучнее. Ему нравилось быть мастером и так именоваться.

Максимыча завораживал нехитрый процесс изготовления цементного или известкового раствора. Он любил наблюдать, как иссиня-серая масса гравия и цемента, увлажняемая струистой водой, методично перелопачиваемая монстрообразным скудоумным механизмом, превращалась в нечто одушевлённое и вываливалась из чрева бункера в кузов самосвала. Максимыч не без матерка, в соответствие со сложившимися железобетонными традициями, посылал полупьяного шоферюгу на стройку, да поскорее, чтоб бетон не схватился! Порою ехал сам, чтоб подписать бесхитростно ложные накладные у прораба на стройке. (Максимыч быстро научился выкраивать куб-другой раствора для непроизводственных нужд.)

На стройке он, бывало, исподтишка любовался, как с доисторическим животным шипением и скрежетом бетонная масса выползала из временного логова кузова и тяжело растекалась по осмысленным лабиринтам опалубки фундамента. В это время, хотя Максимыч непосредственного отношения к фундаментам не имел, но себя в мыслях называл именно фундаменталистом. Разумеется, вкладывая в эту экзотику буквальный смысл.

Сей буквальный смысл вроде бы материализовался в самом Максимыче. Ему становилось тесно в 56-ом размере, а некогда свободолюбивые его речи безвозвратно обретали производственно-требовательный металл.

Жена осторожно радовалась переменам в муже, хотя ещё большую часть работы по дому взвалила на себя. Супруги окончательно решили строиться. Катерина, как бульдозер, собственноручно разровняла место под застройку. С колхозной фермы, где она работала телятницей, от своих мокроносых беспомощных телят она спешила прямо на участок. Вырывала баснословно жирный бурьян, ворошила наросты и наслоения мусора, выгребала окаменелости перегоревшего угля и сростки ржавой проволоки.

Сделали разметку под фундамент. Вновь приходил землемер Лазарь Моисеевич с отягощёнными земной печалью губами и членистоногим нивелиром. Дом строить решили внушительным, по колхозановским меркам – с излишествами в виде санузла и прочих городских прибамбасов.

Рытьё траншеи под фундамент оказалось делом нехитрым, но трудоёмким. Прогрызаясь через наносной и навозной "культурный слой", Катерина наткнулась на старый, из плоского векового кирпича, фундамент.

- Максим, а что там Лазарь Моисеевич говорил: затопит, мол, затопит...