Газета День Литературы # 58 (2001 7)

И все равно радостно, оттого что реальная битва началась: за державу, за русские традиции, за живого человека с его обнажающей и временами страшной правдой. И мне нравятся прорывы русских писателей то в Солженицынскую премию, то в шорт-лист "Национального бестселлера"; это не коллаборационизм, это давно ожидаемый выход из резервации, куда нас так старательно загоняли все десять лет и где многим нашим литературным властителям уже уютно и спокойно. Сон патриотов очень уж удобен власть имущим. За уход в резервацию даже приплачивают, обеспечивая спокойную старость, добровольный уход в никуда. Но кто еще молод душой, в ком клокочет талант, будь то Личутин, Юрий Кузнецов, Александр Проханов или их более молодые коллеги, те будут и дальше идти на прорыв. Русский прорыв…

Илья Кириллов ХЛЕБ И ЗРЕЛИЩА

Еще вчера можно было говорить о литературе как о предмете, который в соответствии с законами рынка превращается в недорогую разновидность шоу, доступную всем и каждому и в материальном, и в ином смысле: детективы А.Марининой, мыльные оперы Акунина и Обедоносцева, Солженицынская премия, «загадочные» бестселлеры В.Пелевина, премия "Национальный бестселлер" и т. д.

Сегодня, совершенно очевидно, возни

кла другая опасность — стремление ангажировать литературу в более явном, так сказать, классическом смысле. Литература независимая, литература неприкаянная… просто жаль, что такая красота (а красота это еще и, как известно, страшная сила) пропадает без пользы для кого бы то ни было, в том числе для себя самой. Между тем у нее могло бы сложиться взаимовыгодное сотрудничество, и не с кем-нибудь, а с властью, жизнь и судьба.

Несколько раньше, с другим президентом, это желание пытались реализовать представители «либеральных» кругов в литературе. Теперь, когда идеологические векторы в некоторой степени изменились, оно возникло в среде «патриотической» литературы какое-то время, видимо, оформлялось, звучало в кулуарах, и вот, наконец, нашло свое выражение в статье Владимира Личутина "Писатель и власть". И название, и все формулировки внутри статьи, простые, искренние — редкая возможность для полемических издевательств.

Но я избегу их. Во-первых, если и хочется издеваться, то над изолгавшимися писателями, не таков В.Личутин. Во-вторых, я пишу не ради идеологических целей, для достижения которых действительно все средства хороши, но уязвленный стремлением низвести литературу до утилитарной функции.

Здесь требуется пауза, дополнительные оговорки.

"Хлеб и зрелища"… Знаменитую фразу Ювенала мне всегда хочется изменить. Если в авторском варианте она выражает важнейшие инстинкты человеческой природы, то измененный вариант исключительно точно формулирует двоякую сущность литературы.

Зрелища могут быть какими угодно, под хлебом я подразумеваю первооснову бытия, библейский смысл, символ "самого важного" в культуре и в жизни.

Что есть литература: хлеб или зрелище? На эту тему можно говорить долго или не говорить вовсе. Если это будет спор, то не тот спор, в котором рождается истина. Здесь ответ заведомо у каждого свой, в зависимости от того, кто что ищет, притом в разные моменты жизни ответ может быть разным. Вместе с тем примирение этих двух начал невозможно, и порой в творчестве одного и того же писателя и даже внутри отдельного произведения можно различить глухую, мучительную борьбу между ними.

Существуют различные формы зрелища в литературе и вокруг нее. Есть очевидные, специально рассчитанные на публику, есть более прикровенные.

Вернемся к статье В.Личутина. Основной пафос ее сводится к вопросу, "сколько мы, русские писатели, будем находиться в оппозиции". Но подходит он к этому вопросу, конечно, не сразу. Когда он говорит о профсоюзной роли писательского объединения, звучит сущая правда: "Союз… для того и создавался — как пестователь и хранитель литераторов, которым надобно и жить, как простым смертным, питаться хлебом насущным (здесь и далее разрядка внутри цитат моя. — И.К.), чтобы творить духом". Не воспримем, однако, это праведное негодование, этот вопль о хлебе насущном слишком буквально, ведь далее мы находим нечто совсем иное: "…Писатель сейчас выброшен за борт жизни, ему достаются лишь объедки с барского стола".

О, как ловко сменилась патетика общего дела глубоко личной обидой и как явно прозвучала в «объедках», которыми, кстати, мы питаемся наряду с подавляющим большинством народа, некая дефиниция! Вероятно, В.Личутин плачется все-таки не о хлебе насущном, а о хлебе с маслом.

Ну ладно, а как улучшить качество хлеба? Здесь В.Личутин столь же банален, сколь искренен: писателям пора сотрудничать с властью, а власти — с писателями.