Газета День Литературы # 82 (2003 6)

Но именно это вот всё как раз и становится вместе с тем каким-то знамением. Ведь гибель Бориса Примерова (как и многих других лучших русских поэтов) — это, несомненно, ещё одно подтверждение всего нашего уже нынешнего, столь же беспощадно свершаемого над всеми, иезуитского преднамеренного заклания.

Владимир Винников НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПОСТСЕЛЛЕР

И мы пахали!..

Церемония вручения премии "Национальный бестселлер", третья по счету, проходила в Питере в гостинице "Европейская" 30 мая, в самое "око тайфуна" празднования трехвекового юбилея "северной столицы" — когда народ уже отгулял, а президенты еще не начинали. Когда на помощь милиционерам в белых перчатках только выдвигались омоновцы с дубинками и щитами, чтобы обеспечить безопасность VIP-праздника. Когда по перегороженным улицам уже нельзя было ездить, но по тротуарам при желании еще можно было ходить.

Я не был в Ленинграде почти четверть века, с 1979 года. Я прошел по давно забытым мною улицам, надышался пресноводным, но все-таки морским воздухом. Всё изменилось, ничего не исчезло.

Подкрашенный с фасада город живо напоминал Москву десятилетней давности — то же множество домов с провалившимися и еще просто ржавыми крышами, с выбитыми окнами, те же развороченные тротуары и прочие признаки неблагополучия. Правда, улицы, в отличие от тогдашней первопрестольной, были чистыми, бомжей и уличных торговцев также не наблюдалось (то ли выслали куда-то за городскую черту, то ли вообще они в Питере не прижились). Кстати, кроме продуктовых, в центре города, по-моему, можно найти только три типа магазинов: книжный, стройматериалы и аптеки. Впечатление такое, что ленинградцы заняты только тем, что читают, лечатся и ремонтируют свое жилье.

Последнее и предпоследнее, в принципе, понятно. Но вот первое... Перегороженный разными шлагбаумами, заборами и чуть ли не колючей проволокой город живо напоминал то ли давние телекартинки из еще расистской Южной Африки, то ли забытые цитаты из В.И.Ленина о двух культурах в рамках одной национальной культуры. Рыночный вариант апартеида, рыночный фашизм (сокращенно — РФ).

Ничего не попишешь — за что боролись... Мы оказались временно по ту сторону колючей проволоки — на территории премий, презентаций и фуршетов, на территории сияющих гостиниц и вышколенных секьюрити, на территории той культуры, чей министр — Михаил Швыдкой. Нам, словно зулусам, дали возможность приобщиться на вечер к благам этой культуры, чтобы мы, пораженные изысканностью и разнообразием ее, унесли в себе этот образ, эту печать как недостижимую мечту. "Нацбест" — праздник, который всегда с тобой... Чего там, мы ж слаще моркови ничего не едали.

Выбор жюри, на этот раз почти единодушно признавших бестселлером года "[голово]ломку" рижских русскоязычных журналистов, с этих позиций никакой загадки не представляет. То, что эту книгу купит и прочтет в лучшем случае несколько сотен человек — не важно, хотя "бестселлер" уже значит "лидер продаж", наиболее продаваемая книга. Зато она является чистым, выращенным in vitrum (в стекле, в пробирке) образцом той культуры, символом которой и стало празднование "300-летия Санкт-Петербурга", метко названное "ЗООлетием" — с естественно (или антиестественно) присущими данной культуре комплексами ЗООфилии и ЗООфобии. Почитайте майско-июньскую прессу — и все сомнения в том, что ситуация обстояла именно так, исчезнут.

И "Нацбест" в этом году выдался под стать юбилею — такое же "потемкинско-экспортное", с глянцем только на фасаде, исполнение. "Культурки не хватает",— бросил как-то одну из своих крылатых фраз президент Путин. Теперь "культурки", Владимир Владимирович, хватает. Ее уже выше крыши. Так сказать, идя навстречу пожеланиям трудящихся Кремля... Что и было подтверждено на вашей пресс-конференции совсем недавно. А вот культуры нет.

Я вовсе не преувеличиваю. В 2001 году вышел "Господин Гексоген" А.Проханова, действительно ставший бестселлером. 100 тысяч проданных книг — это в нынешних условиях очень много. Но читательский успех прохановского романа был все-таки вызван "срыванием всех и всяческих масок", расставанием со старыми, привычными формами культуры, внутри которой было так уютно жить. Гротеском, сарказмом, но не выходом главного героя Белосельцева в вечную битву космоса и хаоса. Прощаться с эпохой, прощаться с культурой, весь этот видимый смех сквозь невидимые миру слезы,— можно лишь однажды. Это гоголевская, по сути, дилемма, второй том "Мертвых душ".