Газета День Литературы # 87 (2004 11)

Все европейские королевства прошли на заре нового времени через жуткие религиозные войны и массовые этнические чистки. Испания избавилась от морисков и бог знает, от кого еще. Французы полвека резали гугенотов, а потом, подождав маленько, всё ж таки изгнали недорезанных из страны. Англичане десятилетиями гнобили своих католиков. Что характерно, всякое достижение подобной чистоты и подобного единства подрывало экономику, а то и культуру страны на многие годы — но даже не это нам сейчас важно; важно то, что либеральные свободы, хоть предпосылки их расцвета возникли много раньше, еще во времена римского права и Хартии вольностей, всерьез начали развиваться исключительно в мононациональных и монокультурных обществах. Будь иначе, предпосылки так и остались бы предпосылками. Если не считать классового расслоения, в странах, породивших замечательные свободы и права, все уже стали, по сути дела, одинаковыми. Истребив и изгнав тех, кто исповедовал иные религии, можно было легко и безбоязненно дойти до идеи свободы вероисповедания — для единиц, для считанных маргиналов. Если заранее уже ясно, что все будут говорить примерно одно и то же, будут просто тянуть одно и то же одеяло всяк на себя, ничуть не страшит идея предоставления свободы слова. И так далее.

Когда эти королевства стали колониальными империями, о распространении прав человека на население завоеванных территорий еще по меньшей мере два века лапоть не звенел (равенства колонизаторов с колонизованными они не выдерживают). А как только зазвенел — колониальным империям настал конец. Он, возможно, не зазвенел бы и вообще, если бы не влияние СССР — но об этом под конец, в качестве послеобеденного кофе с ликером. А так, поначалу и надолго, индусы, арабы, аннамиты, зулусы всевозможные считались недочеловеками в самом прямом смысле этого порожденного двадцатым веком слова.

В цивилизационных империях дело обстоит иначе. Равенство наций и религий там существует с самого начала, и хранителем этого равенства опять-таки с самого начала является государство, то самое, которое в королевствах истребляло и изгоняло иноверцев и инокровцев; но зато, скажем, со свободой слова неизбежна определенная напряженка, потому что, например, иные религии действительно нельзя хулить, последствия могут быть адские, и, например, авторитет государства действительно нельзя сколько-нибудь серьезно ронять, ибо от него целиком зависит поддержание мира и взаимообогащающего взаимодействия между чрезвычайно разными краями и людьми.

У всех свои плюсы и свои минусы. Свои преимущества и свои проблемы. Лимузин создан для одних дорог и одних пассажиров, внедорожник — для других. Скальпелем пестуют мягкие ткани, бормашиной улучшают зубы. Кто скажет, что из этих инструментов лучше? Смотря для чего.

Примеры подобных объективно обусловленных различий можно множить и множить, но я тут не монографию пишу, а всего лишь, так сказать, эссе. Предлагаю читателю, воспользовавшись намеченной методикой, поразмыслить дальше самому. Очень интересно, например, то, что современные европейские королевства, сами того пока не понимая, благодаря постоянному притоку иммигрантов из иных цивилизационных регионов, главным образом — с арабского Востока, мало-помалу становятся цивилизационными империями. Их положение, безусловно, облегчается тем, что у эмигрантов нет и не может появиться исторически принадлежащих им территорий, на которые они могли бы предъявлять законные права — но тем не менее проблемы возникают, и методиками, родившимися в королевствах и предназначенными исключительно для королевств, они не решаются. Королевства знают два способа регулировки: либо объявление всех по-настоящему ИНЫХ говорящими инструментами, лишенными бессмертной души, людьми второго сорта, негражданами и так далее, либо тотальное предоставление полноправных свобод с тем, чтобы свободные индивидуумы, объединяясь в те или иные вольные группировки, на основе достижения баланса сил между ними сами отрегулировали бы взаимодействие друг с другом. Вырождение первой методики под воздействием новых вызовов привело к всплеску националистических и зачастую откровенно фашистских настроений по всей Европе; вырождение второй — к тому, что Европа стала едва ли не основной "крышей" и вербовочным пунктом всевозможных братьев-мусульман, "Исламских джихадов" и так далее.

Резкое усиление роли государства и, в первую очередь, его спецслужб в США и в Европе есть инстинктивная, и даже несколько лихорадочная, истерическая реакция на их ползучее, незаметное превращение в цивилизационные империи. Королевства предъявляют исконным цивилизационным империям (России, Китаю и пр.) претензии по поводу нарушения прав человека, навязывая порожденные ими, королевствами, методики внутренней регуляции именно тогда, когда эти самые методики перестают срабатывать и подвергаются корректировке даже у них самих.