Читаем Газета День Литературы # 88 (2004 12) полностью

летящие капли.



Не покой — непокой


гиблым делом нам послан с тобой —


о друзьях, о душе,


о стеснении вдоха.


Говорят — а на кой?


Говорят — ты нам песню не пой!


Говорят — такая эпоха…



Плотный дождь в октябре


на продутом ветрами дворе.




СЕНТЯБРЬСКИЙ незаконченный сонет



Когда придет мгновенье — на века


уйти, уйду в траву, где розовеет


как бы в смущенье рыжика щека,


и можжевельник дело разумеет.



И прорастет трава наверняка —


на то и рост — сквозь душу,


задубеет,


неся печать объятия, рука,


и папоротник древний подобреет.



Ау, мои леса и перелески,


льняные всплески волн, щепоть песка,


твои цветы, мой друг, — они прелестны.


И пусть печаль не будет высока,


не выше, чем плечо и чем щека...




***


Тащился поезд к Рождеству


в провинцию к любимой тетке;


счищали, шаркая, метелки


дань, отданную естеству;


мело опять по кромке темной,


и ставни хлопали ко сну.


А поутру — еловый дух


дразнил знакомо наши ноздри,



и кто-то в дверь стучал ех поstris,


и предлагал одно из двух


нехитрых дел, когда Сочельник


уже заглядывал во двор:


или прогулку в дальний ельник,


или душевный разговор...



Не то чтоб нынче мы не в силах


к тому окошку подойти...


Не те плоды земля носила,


и патриархов не найти.




Из Мари ВАЛЛИСОО


САД


Явился май. Сошла душа с ума.


Зацвел твой сад, меня опять страша,


что от того запутанного сна


проснусь в ночи, от холода дрожа,


помчусь дыханием согреть


не весь твой сад, хотя бы треть.



Сирень найду, к себе пригну,


лишь за ограду рук не дотяну


туда, где куст черемухи цветет.


Ночной мороз ее и приберет,


и в дом навек войдет моя вина —


порою соловьиной,


что ни год,


птиц верных пара


явится одна,


покружится, поищет, не совьёт.




***


Лишь лампе было всё равно,


что распадался свет на части.


Боялся шкаф, ему давно


не по душе стихи о счастье.



И раз поняв, оскорблена,


душа во мне заледенела.


Тогда открылся шкаф — со дна


бельё, настирано и бело,



рубашек глаженую стопку


явил на свет. Но мне невмочь


смотреть, прости меня, на это.


Бери-ка всё. Неси-ка прочь.



ДРУГ


Еще хватит полоумья,


еще хватит непокоя,


и, тебя минуя, в гору


я пройду с пустой рукою,


с головою непокрытой,


шагом легким и босым.


Я гроша тебе не брошу,


хоть бы ты и попросил.


В твоей нищенской суме


воробьи гнездо совьют,


твои бренные останки


после вороны склюют.


И тихонько воронята


всем расскажут по весне


о тебе худую сказку.


И, конечно, обо мне.




РАЗГОВОР


— Куда путь держишь, лодочник,


и спешишь спозаранок?



— В жены высмотреть лучшую


из островитянок.



— Я не верю, не вижу я


рукавичек, сапожек.



— Порыбачить на омуте


еду через порожек.



— Да уж раньше-то ездили —


брали сети да удочки.



— А я просто журавликам


поиграю на дудочке,


на войну схожу, привезу


и тебе украшение.



— Мне не верится, лодочник,


нет с войны возвращения.



Он ушел. Я ушла.


Всё гляжу в потолок.


А в окошке луна,


словно белый платок.




ДОМ


Как смерть, склоняешься ко мне


беленым потолком,


и жизнь моя в твоем огне.



Там детским ноготком


два слова кто-то начертил


на стенке у тебя.



Закат пылает, что есть сил,


окно огнем дробя.



Мне стыдно, словно я в аду,


в стене той двери нет.



Сквозь стену нынче я уйду.


И не найдешь мой след.




Из Марие УНДЕР


НА ЧУЖБИНЕ I.



Прислушаюсь на краткий миг


Больной душою снова.


Ох нет... ох да... тот птичий крик —


Не с хутора родного?



Я уходила, и тропа


Осинами желтела.


Лишь об одном с тех пор: когда? —


Душа узнать хотела.



Мысль эта не дает заснуть


Чужой зимой тоскливой,


Когда за море в дальний путь


Шлю просьбу молчаливо.



Всё так же ль свищет соловей


В черемухе знакомо?


Ох, нет... ох да... душой своей


Я слышу душу дома.




II.



Кто я, что здесь одна брожу?


Сама себя не нахожу.



Саму себя куда мне деть?


Я словно плакальщица здесь.



Молчащая, чужая ночь,


И всё не то, и всё не то.



Широкий светлый небосвод.


Меня никто здесь не найдет.



Открыла бы для зова рот,


Но он лишь ветра наберет.



Лист розы на чужой стене —


Да не приснился ли во сне?



Кто слова "счастье" сладкий звук


Не позабыл? Чужой язык...



Кому по крови я сестра —


Нам не сойтись, лежат моря.



В меня боль всех заключена...


В чужой воде блестит луна.



Мой лик цветами осенен.


Бьет мерно погребальный звон.




III.



Приближается щекотно


Гроздь цветов из сада.


Только я прошу — сегодня


Вспоминать не надо.



Распушились шаловливо


Ветви над забором,


И готова я пугливо


С глаз отринуть шторы.



Яблоневый цвет ночами


Белого покрова.


Это что — опять начало?..


Оживаю снова!



Близко-близко к солнцу прямо


Птах звонкоголосый


Поднимается — и рану,


И беду уносит.




Из Густава СУЙТЕ


СВОЙ ОСТРОВ


Гребу и грвбу я в море,


ищу один остров там.


Ищу уже очень долго


на море, где вольно волнам.



Встречаются малые суши,


тенистую гавань найдешь.


Свой остров, увы, мной не найден,


мечта, для которой живешь.



Гребу, словно рею над морем,


и волны парят надо мной,


а в небе качаются тучи —


я остров ищу этот — свой.

Годжа ХАЛИД “МОИ СТИХИ БЛАГОУХАЮТ СЕНОМ...”



Перейти на страницу:

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное