— Как прошел день?— спросила Зинаида, по-прежнему глядя на радужные рекламные картинки.
— Нормально,— Тихонов присел на табуретку, с трудом втиснувшись между столиком и холодильником.
— Случилось что-нибудь радостное?
— Пива с Колей выпили по дороге.
— Хорошее пиво?
— Среднее.
— Принес бы бутылочку.
— А мы разливное пили.
— Ну, что ж... Главное — было бы что ответить. Тут родня звонила. Приветы тебе.
— Чья родня?— Тихонов тоже включился в телевизионную рекламу.
Яркие разноцветные блики проносились по лицам супругов одновременно, делая их неразличимо похожими друг на друга. Конечно, Зинаида дерзила в разговоре, конечно, давала понять, что Тихонов что-то там сделал не так или не сделал, в чем-то провинился, в чем-то перед ней если и не виноват, то укорить его всё равно есть за что.
— Не моя же!— дернула плечом Зинаида и уселась поудобнее на кухонной табуретке с подкашивающейся ножкой.
— И что?
— Интересовались.
— Чем?
— Нашей с тобой жизнью.
— И что ты сказала?
— Я спросила, долго ли они еще собираются жить на этом свете.
— А они?
— Говорят: пока еще не торопимся... Послушай, Женя... Два старика живут в трехкомнатной квартире. А ты, их ближайший родственник, с семьей из пяти человек — в однокомнатной. Не кажется ли тебе, Женя, не кажется ли тебе, Женя, что они могли бы предложить нам поменяться квартирами?
— Так не делается.
— Почему, Женя? Почему?
— Потому.
— Когда им что-то нужно, ты ведь несешься...
— Не так-то я уж и несусь. Не курица...
— А Катя замуж собралась.
— Надо же...
— Но жить им негде. И так будет всегда. И мужики наши подрастают. И мы с тобой стареем. А спать нам с тобой негде.
— Спим же...
— Так муж с женой не спят. Муж с женой спят совсем иначе. Я уже забыла, какой ты. А ты забыл, какая я,— Зинаида всё так же неотрывно смотрела в экран телевизора, и разноцветные блики всё так же проносились по ее лицу, создавая игру бликов,— радостную, почти каранавальную.
— Ты права, Зина.
— А ты неправ. Так нельзя.
— А как можно?
— Как угодно,— последние слова Зинаида произнесла совершенно без всякого выражения.— Как угодно,— повторила она.— Здесь не может быть никаких сомнений, колебаний, раздумий и прочего дерьма. На кону жизнь твоих детей, Женя. Они уже сейчас убогие какие-то. К ним никто не может прийти. Поэтому и они ни к кому не ходят. Они никогда не поднимутся. У них характер людей, выросших в однокомнатной квартире с совмещенным санузлом.
— Сейчас многие ломают перегородки между туалетом и ванной. На Западе вообще этих перегородок не делают,— усмехнулся Тихонов.— Появляется больше места.
— Подумай, Женя, о том, что я сказала. Это не настроение сегодняшнего дня... Это настроение последних десяти лет.
— А мы с Колей на рыбалку собрались.
— Значит, будем с рыбой...
— В эти выходные и поедем.
— Возьми пацанов с собой.
— Возьму.
— Мы с Катей хоть дух переведем.
— Переведите,— Тихонов встал, подошел к газовой плите, открыл крышку кастрюли — на него пахнуло тушеной картошкой.— О!— обрадовался он.— Что же ты молчишь?!
СЛЕДОВАТЕЛЬ ЗАЙЦЕВ ЕЩЕ РАЗ ОБОШЕЛ ВСЮ КВАРТИРУ, заглянул в ванную, в туалет, внимательно осмотрел все три комнаты и с тяжким вздохом опустился на старенький, продавленный диван. Перед ним, почти у самых ног, лежали два трупа — старика и старухи. Старику выстрелили в затылок, и выходное отверстие полностью обезобразило его лицо. Старуха получила свою пулю в спину. Было это немного странно, но не настолько, чтобы сразу можно было понять — что же здесь, в конце концов, произошло.
Зайцев еще раз окинул взглядом комнату. Тела были распростерты на полу, скатерть со стола тоже была сдернута на пол, вокруг лежали тарелки, блюдца, недопитая бутылка водки, из которой, кажется, даже сейчас продолжала вытекать прозрачная жидкость. Из стенки были выдернуты все ящики, их содержимое было разбросано по полу — видимо, убийца что-то искал, что-то его интересовало в этих ящиках. А что можно искать в квартире двух стариков? Зайцев похлопал по дивану ладошкой, ощутив выпирающие пружины и беспомощно вздохнул.
— Ни фига не понимаю,— сказал он.— Как говорил какой-то классик, ум меркнет.
— Разберемся,— ответил эксперт с фотоаппаратом. Он уже отщелкал, наверное, целую пленку, заходя с разных сторон к распростертым телам хозяев.
— Что отпечатки?— спросил Зайцев.
— Есть отпечатки, капитан. Есть. Но разные.
— Это как понимать?
— Смазанных много. Как говорят ученые люди, не поддающихся идентификации.
— А так бывает?— поинтересовался Зайцев: пустоватый разговор был ему неинтересен.
— Всё бывает, капитан, всё бывает,— эксперт тоже разговаривал как-то механически, произнося первые подвернувшиеся слова.— Убийца, похоже, был в перчатках.
— Значит, не бытовуха,— пробормотал Зайцев.
— Какая бытовуха, если в затылок стреляют?!— хмыкнул эксперт. При бытовухах ножом полосуют, топором, вилкой... А тут всё грамотно, продуманно, можно сказать.
— А почему в затылок?— уныло спросил Зайцев.
Эксперт оторвался, наконец, от видоискателя.
— Об этом ты своего бомжару спроси. Удивительной проницательности был человек... Помнишь? Бывший звездочет или что-то в этом роде.