Наталья ДАЛИ. Виктор Алексеевич, если вы не возражаете, то, учитывая характер будущего разговора, я бы хотела называть вас обвиняемым? Как вы к этому относитесь?
Виктор ПРОНИН.
Знаете, Наташа, поскольку обвинение мне ещё не предъявлено, то, следуя процессуальному кодексу, я бы предпочёл называться подозреваемым. Тем более что моя фамилия и это слово "подозреваемый" начинаются на одну букву. А вы, к примеру, будете дознавателем — ваша фамилия и это слово тоже начинаются на одну букву.Н.Д. Принимается. Итак, первый вопрос. Скажите, подозреваемый, что заставило вас в достаточно зрелом возрасте ступить на скользкий и чреватый путь создания детективных романов? Жажда славы? Денег? Желание окунуться в мир опасности и риска? Или какие-то внутренние особенности характера потянули вас к криминалу?
В.П.
Может быть, для начала вы мне скажете, в чем я подозреваюсь?Н.Д. Скажу. В подстрекательстве к совершению особо тяжких преступлений. Но об этом чуть позже. Вопросы здесь все-таки задаю я. Итак, что вы ответите? Уточняю... Ведь у вас уже была специальность горного инженера, вы закончили институт, какое-то время даже работали по специальности... И вдруг всё бросаете. Прокололись в чем-то?
В.П.
Да, согласен. Я поступил опрометчиво.Н.Д. Мягко сказано! Вы слиняли!
В.П.
И опять согласен. Слинял. Скажу больше — тайком. Ночью. Ушел с работы и не вернулся.Н.Д. А ведь всё в вашей жизни складывалось очень неплохо.
В.П.
Даже хорошо. Я не боялся шахты, не боялся всех этих взрывов, обвалов, газа и пыли. Как-то заблудился в старых выработках, откуда вообще никто не возвращался. Темнота кромешная, над головой километр угольной породы, батареи сели, лампочка погасла... Я ничего не вижу не то чтобы на расстоянии вытянутой руки, но вообще ничего не вижу. Только стойки похрустывают под напором кошмарного веса земли, куски породы время от времени вываливаются откуда-то сверху... Я сел, подумал, вернее, попытался подумать — где мог оказаться?! Потом вдруг почувствовал запах свежего огурца. Запахи в шахте, во всех этих штреках, выработках распространяются очень далеко. И я пошёл на запах огурца.Н.Д. И вышли к огурцу?
В.П.
Да, девушка сидела на опрокинутой вагонетке и ела огурец.Н.Д. Вы заврались, подозреваемый, девушки в шахте не работают. Запрещено законодательством.
В.П.
А тогда еще работали. И ели огурцы, запах от которых распространялся на километры по подземным выработкам. В результате я сижу перед вами. А бывало, приходилось ползти по двести-триста метров в такой узкой щели, что пуговицы от шахтерской куртки обрывались. А сзади только хруст ломающихся стоек и шорох опускающейся породы. И только где-то далеко впереди не то лампочка, не то вспыхивающая сигаретка дает направление — ползи туда, пока обрушивающая порода не настигла тебя, дурака. Но страха не было.Н.Д. А что было?
В.П.
Скучно было. Просто скучно. А что касается денег… Я ушел в газету фотокорреспондентом и получал в десять раз меньше. В десять раз. Когда мои однокашники уже ездили на черных "Волгах", я всё еще мечтал купить велосипед.Н.Д. Но было не скучно?
В.П.
Было просто здорово! Просто здорово! Я носился по колхозным полям, по заводским цехам, по каким-то стройкам, клубам, рынкам... Я мчался с утра в редакцию, не представляя даже, где окажусь вечером, ночью, на следующий день! Какое было время!