Н.Д. Боже! Зачем?
В.П.
Из любви к искусству. Я имею в виду искусство воровства.Н.Д. И не оставили никаких следов?
В.П.
Никаких. Я уже тогда не оставлял следов.Н.Д. Но вас изобличили?
В.П.
Как это ни прискорбно... Да. Стукач завелся.Н.Д. И чем закончилось?
В.П.
Вызвали в школу отца.Н.Д. И что отец? Порол?
В.П.
Нет, не порол. Но он был очень огорчен... Тем, что меня разоблачили… С тех пор я работаю в одиночку.Н.Д. И отца больше не огорчали?
В.П.
Больше не огорчал.Н.Д. Он был вами доволен?
В.П.
Да. Думаю, да.Н.Д. Вы радовали его успехами?
В.П.
Мне кажется, он гордился мною.Н.Д. На дело вместе не ходили?
В.П.
Не пришлось, к сожалению... Но он всегда готов был помочь добрым советом, предостережением, опытом.Н.Д. У него был богатый опыт?
В.П.
Да, он из хулиганья.Н.Д. А образование у него какое-нибудь было? Хоть какое-нибудь?
В.П.
Да, как и у меня. Высшее горное. Я закончил тот же факультет, который за двадцать лет до меня закончил он. У него за спиной шахты Сибири, Грузии, Украины... Последние годы Алексей Иванович Пронин преподавал на том же факультете, в том же горном институте, который закончил когда-то.Н.Д. То есть вы пошли по стопам отца?
В.П.
До какого-то времени наши пути совпадали. Потом я ушёл в сторону.Н.Д. В криминальную?
В.П.
Да.Н.Д. Скажите подозреваемый... А если бы вам запретили писать детективы, совершать, как вы признались, преступления, а затем их описывать... Чем бы вы могли еще заняться?
В.П.
В шахту я бы не пошел — потерял квалификацию... Когда-то я воровал цветы для девушек... Получалось. Как хороши, как свежи были розы... У соседей...Н.Д. Больше не растут?
В.П.
Да нет, уже должны бы вырасти... Что я ещё умею… Я неплохой чеканщик, вполне профессионального уровня, я очень даже неплохой переплетчик... А какой я делал самогон! О! Я настаивал на полыни, на мяте, даже на багульнике, хотя багульник, как вам, наверно, известно, очень сильное наркотическое растение. Его собирают на болотах в противогазах... О, мой самогон на багульнике! Очень известные люди приобщались... Называть не буду — святые имена.Н.Д. А знаете, подозреваемый, самогоноварение — это ведь тоже статья.
В.П.
Меня оправдывает чрезвычайно высокое качество моей продукции. И еще одно обстоятельство говорит в мою пользу — давность преступления.Н.Д. А какой поступок на ваш взгляд не может быть оправдан ничем?
В.П.
Убийство из корысти, измена из корысти. Любовь из корысти. И вообще — корысть.Н.Д. А из-за чего вы можете впасть в безумство? Деньги? Слава? Потревоженное самолюбие? Любовь?
В.П.
Скорее, последнее.Н.Д. И давно вы впадали в такое безумство?
В.П.
Я и сейчас ещё не вполне здоров.Н.Д. А слава вас не интересует?
В.П.
Интересует, но не в тех количествах, на которые я могу рассчитывать. Скажем так… Моё тщеславие настолько ненасытно, что я даже не пытаюсь его прикармливать.Н.Д. Но Нобелевская премия насытит ваше тщеславие?
В.П.
Разве что Нобелевская премия. Говорят, совершенно потрясающие фуршеты устраивает шведский король для лауреатов. Хотя я знаю, и в Доме литераторов случаются неплохие…Н.Д. А за что бы без суда и следствия посадили в тюрьму мужчину?
В.П.
За жадность и мелочность.Н.Д. А глупость вас не раздражает?
В.П.
Что вы! Глупые очень часто бывают милыми людьми, с ними гораздо интереснее, чем с умниками. Вот среди умников попадаются дураки совершенно непереносимые.Н.Д. А за что бы посадили женщину? Измена? Ложь? Предательство?
В.П.
За всё за это и за многое другое я бы ее помиловал.Н.Д. Простили бы?!
В.П.
Я сказал — помиловал… Самое страшное наказание, к которому мужчина может приговорить женщину, — это повернуться и уйти. Разве что набросив пиджак на плечи.Н.Д. А вы можете ненавидеть человека?
В.П.
Могу. И кое-кто уже удостоился.Н.Д. Боже, кто же эти несчастные?
В.П.
Все те, кто пытается понравиться той, кого я люблю.