Н.Д. Кстати... Этот ваш кошмарный роман "Банда", по которому сняты пятнадцать серий "Гражданина начальника" и, как я слышала, будет продолжение… А еще "Женщина по средам", "Высшая мера", "Дурные приметы"… Не могу не отдать должное — всё изложено настолько убедительно и достоверно, с таким количеством подробностей, придумать которые невозможно… Сознайтесь, подозреваемый... Вы совершали эти преступления, а потом их описывали?
В.П.
Каюсь. Виноват. Но я при этом не оставлял следов.Н.Д. Неужели милиция так плохо работает?
В.П.
Нет, дело не в этом... Я хорошо работаю.Н.Д. То есть в этих романах описан ваш личный опыт?
В.П.
Совершенно верно.Н.Д. Что-то последнее время не видно ваших новых "трудов".
В.П.
Я устал совершать преступления. Годы, знаете ли... Но я соберусь с силами, есть кое-что в задумке.Н.Д. Будут трупы?
В.П.
Обязательно.Н.Д. Много?
В.П.
Как получится. Когда ввязываешься в серьёзное дело, никогда не знаешь, как все обернётся, как всё повернется.Н.Д. А следы? Как вы уничтожаете следы?
В.П.
А я их не оставляю.Н.Д. Уносите с собой?
В.П.
Да, так можно сказать, уношу с собой. И после каждого детектива стараюсь тут же всё стереть из памяти.Н.Д. Чтобы даже детектор лжи ничего не обнаружил?
В.П.
Да, именно так. А что он может обнаружить, в чем меня он может уличить, если в памяти всё стерто, если я нечего не помню, если все события предыдущего детектива подернуты такой дымкой, такой дымкой... Знаете, как в Подмосковье иногда торфяники горят? Вытянутой руки не видно.Н.Д. Послушайте, подозреваемый, а как вы вообще относитесь к преступнику?
В.П.
Очень хорошо.Н.Д. Почему? Неужели нравственная порча так глубоко проникла в вас? Неужели она вас так захватила? Околдовала?
В.П.
Всё гораздо проще. Каждый преступник в моих романах — это я, и каждый следователь — это тоже я, и жертвы тоже... Никого из них я не назову плохим словом, никого не прокляну... В каждом стараюсь найти что-то доброе, светлое, обнадеживающее... Я отдаю им свои самые заветные мысли, впечатления, чувства...Н.Д. А что получаете взамен?
В.П.
А взамен я получаю ту самую убедительность, те самые подробности, которые заставляют вас верить в реальность преступлений, описанных в романе.Н.Д. Не слишком ли щедрая плата с вашей стороны?
В.П.
Возможно. Но для моих героев мне ничего не жаль, гражданин дознаватель. А потом, знаете ли, я ведь не отдаю последнее. Всегда что-нибудь и для себя остаётся.Н.Д. Чтобы всё это отдать следующему преступлению, следующим преступникам, следователям, жертвам?
В.П.
Совершенно верно.Н.Д. Скажите, подозреваемый, кроме откровенности у вас есть еще какие-нибудь смягчающие обстоятельства? Тяжелое детство? Злобное окружение? Учителя-садисты? Пагубное влияние улицы?
В.П.
Знаете, ничем из перечисленного похвастаться не могу. Нормальные учителя, любящие родители... Улица? Разве что улица... Но, как говорится, дай Бог каждому такую улицу! С драками, футбольным мячом, набитым травой, чужими садами...Н.Д. Стоп-стоп! Вы сказали — чужие сады? Значит, помимо тех статей, которые перечислили, вы еще и в воровстве отметились?
В.П.
Отметился. Был грех.Н.Д. И что же вы там, в чужих садах, воровали?
В.П.
Яблоки, абрикосы, груши... Что подвернется.Н.Д. Когда же вы ступили на этот скользкий путь? В каком возрасте совершили первую свою кражу, первое преступление?
В.П.
Видимо, мне было лет двенадцать... Да, примерно так. В книжном магазине украл несколько сот портретов Владимира Ильича Ленина.