Газета День Литературы # 96 (2004 8)

Н.Д. И вы можете убить?

В.П. Без колебаний.

Н.Д. А кого бы вы назвали своим другом?

В.П. Если я могу прийти к человеку в три часа ночи с бутылкой плохой водки и рассказать, что со мной случилось... Такого человека я назову другом.

Н.Д. А есть нечто такое, чего вы никогда бы не смогли сделать?

В.П. Я бы не смог собирать грибы на продажу. Может быть потому, что мне всегда не везло с грибами. Мне ни разу не удавалось собрать грибов вволю.

Н.Д. У вас есть человек, к которому вы могли бы обратиться за помощью, в чём бы она ни заключалась — деньги, крыша над головой, нора, куда можно скрыться от правосудия, например?

В.П. Да.

Н.Д. И спрячет?

В.П. Не задавая лишних вопросов.

Н.Д. Настало время задать вам вопрос о подстрекательстве к особо тяжким преступлениям. По вашему роману вышел фильм "Ворошиловский стрелок". Главный герой в блестящем исполнении Михаила Ульянова опять же убедительно и достоверно, с уймой подробностей, расправляется с нехорошими ребят, которые изнасиловали его внучку. Он продает дачу, покупает винтовку с оптическим прицелом и начинает большую охоту.

В.П. Кстати, решение далеко не новое... Еще в сказании о Гильгамеше, едва ли не самом первом литературном произведении, шесть тысяч лет назад сказано: "Продай дом, купи корабль". Древние знали и ценили вкус дальней дороги. И мой герой тоже отправляется в путь: он становится не тропу возмездия.

Н.Д. Но это и есть подстрекательство. Или нет?

В.П. Наташа, по телевидению показывали недавно забастовку шахтеров. Видели? Здоровенные, молодые мужики лежат на раскладушках и голодают. Забросив руки за голову. А их жены, их изможденные, высохшие жены, носят им воду. Так они протестуют…

Показывают их пустые холодильники, их бледных детей в каких-то обносках. Их страшные жилища, больше напоминающие послевоенные землянки. А они лежат, забросив руки за голову, и смотрят в потолок. Протестуют... Им, оказывается, больше полугода не платят зарплату. А они все это время регулярно выходят на работу, спускаются под землю и ворочаются там, добывая уголь и обогащая какого-то хмыря, который умудрился эту шахту приобрести. У меня вопрос — а почему они не взяли в заложники этого хмыря? Почему не подвесили за ноги в заводоуправлении? Почему они, в конце концов, не сожгли это заводоуправление дотла? Вместо всего этого они лежат на раскладушках и смотрят в потолок. Скучают, простите, — протестуют! Жёны измождены, дети голодные, им даже в школу пойти не в чем. Это до какой же степени нужно измордовать людей, лишить их всякого человеческого достоинства, если единственное, на что он могут решиться, — объявить голодовку! Мой старик решился на большее. Он никого не убил, но, простите, мужского достоинства этих подонков, которые, куражась и веселясь, надругались над его внучкой, лишил. Евнухами выпустил в мир для дальнейшей жизни. Это подстрекательство?

Н.Д. Вы недооцениваете убедительности своих произведений. Многими они воспринимаются как руководство к действию. Вас это не настораживает?

В.П. Меня это радует, поскольку ни к чему дурному я не призываю. Мои герои честны, великодушны, а часто даже самоотверженны. Они влюбляются, они отстаивают свое достоинство достойными методами, они ценят мужскую дружбу, их любят женщины. Что же в этом плохого? И они обладают еще одним качеством, для меня чрезвычайно важным, — они бескорыстны. А. если мне все это удается показать убедительно и достоверно, как вы говорите... Дай Бог.

Н.Д. Скажите, подозреваемый, только откровенно... Откровенность вам зачтется. Ведь вы опять что-то затеваете? Что это будет? Ограбление? Разбой? Убийство?

В.П. Всего понемножку.

Н.Д. А вы знаете, есть такое понятие: "грех сочинительства"? Вам не кажется, что всё описанное вами рано или поздно исполнится, более того, исполняется?

В.П. Я этого не исключаю. Мысль материальна.