Газета "Своими Именами" №12 от 20.03.2012

– Вы говорите, что нам нужен свой ислам с новой доктриной, отличной от доктрины классического арабского ислама. А как его создать и возможно ли это?

– Возможно. Этим я занимаюсь уже семнадцать лет. В принципе создавать что-то совершенно новое не требуется. Как известно, новое – это хорошо забытое старое. У нас, у татар, был свой ислам, с его остатками безжалостно боролись и продолжают бороться до сих пор зарубежные миссионеры и их местные сторонники с начала девяностых годов прошлого столетия. Я стараюсь возродить богатое духовное наследие своего народа. Недавно вышла моя книга «Татарские молитвы», которая вызвала большой интерес не только в Татарстане, но и в других регионах России.

– И теперь татары читают свои молитвы, а не зубрят арабские?

– Таких пока мало. В жизни российского общества традиционно сильна роль государства, и для проведения масштабной религиозной реформы нужна поддержка его руководства, нужно решение на уровне Путина.

– А Путину это надо?

– Думаю, что да. Не секрет, что сегодня радикальный ислам – мощное оружие в руках Вашингтона и Брюсселя. С помощью этой дубинки Запад во главе с США легко расправляется с неугодными руководителями других стран.

Русская зима и арабская весна

– Наверное, вы имеете в виду Мубарака и Каддафи. Но Россия – это не Египет и не Ливия.

– В современной России позиции ислама очень сильны, сильнее, чем, например, в Казахстане. Ислам является де-факто официальной идеологией целого ряда российских республик. Он проник не только в сферу образования, но и в бизнес, во власть.

– Вы думаете, что серьёзные проблемы с исламом, подобные тем, с которыми Россия столкнулась на Северном Кавказе, возможны и в Центральной России?

– Безусловно, если не изменить ситуацию в корне. Путин вроде бы предпринял в этом направлении решительные шаги. Он действовал и кнутом, и пряником, но всё безрезультатно. Более того, пожар войны перекинулся из Чечни на другие республики Северного Кавказа. Даже в считавшейся недавно спокойной Кабардино-Балкарии закрыты все туристические маршруты. Кавказские события стали в стране серьёзным дестабилизирующим фактором. Эксперты с тревогой указывают на сращивание исламского радикализма с криминалом. Некоторые наивно полагают, что кавказский сценарий в Поволжье невозможен, так как здесь нет гор с труднодоступными лесами. Экстремистам горы не нужны.

– Они, как молодогвардейцы, будут вести подрывную деятельность в городах?

– Именно так. Скажите, что делать исламистам в холодном лесу? Лучше они под видом религиозных пожертвований будут рэкетировать бизнес, а с наступлением темноты отстреливать представителей силовых структур.

– Понятно. Если вы будете услышаны правительством, и предлагаемая вами религиозная реформа будет проведена, то есть уверенность в её успешности? Ведь многие реформы не дают ожидаемых результатов.

– Я знаю, что надо делать и как. Успех любой реформы в обществе зависит от отношения к ней народа, простых людей. Мой многолетний опыт в этом деле показывает, что людям гораздо ближе родные молитвы, нежели чужие.

Беседовал

Андрей УГЛАНОВ, «Аргументы Недели», 18 января 2012 г.

ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

ФИЛОСОФИЯ И РЕПРЕССИИ

Со времен хрущевской «оттепели» тема «репрессий» постоянно присутствует на страницах различных печатных изданий, в средствах массовой информации. «Репрессии» стали своеобразным тараном, сокрушившим КПСС, Советский Союз, а сегодня сокрушающим русскую культуру и Россию. Упоминание и порицание их, сопереживание пострадавшим - некий символ, знак принадлежности к либеральным кругам, своеобразный признак «хорошего тона» российской демократии.

В философии тема репрессий педалируется в широком диапазоне: от работы В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» (1908 г.) к «философскому пароходу» 1922 года, и далее до «жестокого партийно-номенклатурного контроля», «идеологических проработок», «мрачной атмосферы сталинского догматизма», «партийных бревен», лежавших на пути творческого развития философии. «Репрессии» обросли мифами и сами превратились в крупнейший миф XX века.