Газета "Своими Именами" №14 от 01.04.2014

Из этих фактов следует, что на своем заседании в ночь на 21 июня Политбюро приняло решение снова обратиться к Гитлеру, попытавшись еще раз предотвратить или хотя бы оттянуть войну. Здесь участники совета действовали совершенно правильно –  следовало использовать любой шанс для задержки нападения. И в какой-то момент Гитлер заколебался. 21 июня он направил письмо Муссолини, врученное итальянскому дуче уже после начала войны. В нем Гитлер писал:

«Если я Вам, дуче, лишь сейчас направляю это послание, то только потому, что окончательное решение будет принято только сегодня в 7 часов вечера. Поэтому я прошу Вас сердечно никого не информировать об этом, особенно Вашего посла в Москве, так как нет абсолютной уверенности в том, что наши закодированные донесения не могут быть расшифрованы. Я приказал сообщить моему собственному послу о принятых решениях лишь в последнюю минуту». (Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны. Том 2 - Книга первая (22.06.1941 - 31.08.1941.)

То есть Гитлер напряженно обдумывал предложение советского руководства почти до самого последнего момента. Тем не менее, он не внял голосу разума и не использовал последний шанс избежать ужасной войны. Возможно, фюрер просто смалодушничал, опасаясь показаться в глазах своих соратников мягкотелым и нерешительным. Но очень вероятно, что остаться неизменным в своем роковом решении начать войну ему помогли две ошибки, которые, в отсутствие Сталина, допустили советские руководители. Да, можно утверждать, что Сталина на том заседании уже не было.

Как следует из дальнейших событий, кому-то из участников большого совета пришла мысль подтолкнуть Гитлера к переговорам, отведя войска Красной Армии от границы! То есть, отправить Гитлеру еще одно предложение о мире, а в подтверждение искренности и серьезности своих намерений отвести войска с приграничных боевых позиций. Видимо, расчет был на то, что немецкая разведка легко установит этот факт и доложит фюреру. Совершенно очевидно, что именно отсюда чуть позже выросли ноги решения наркома обороны Тимошенко сначала отвести приграничные части, а потом и отправить на концерты и другой отдых максимум командного состава Красной Армии.

Со стороны Политбюро (точнее, его половины, о чем позже) это было безусловной ошибкой. Будь Сталин на том заседании, он сумел бы убедить тех соратников, кто предался иллюзиям насчет Гитлера, что и на этот раз нужно продолжать идти прежним курсом. То есть, предлагая Гитлеру мир, держать войска в полной боеготовности. Повторюсь, нет ни малейшей логики в действиях Сталина, если допустить, что это делалось по его указаниям. Не мог Сталин в пять-шесть вечера 20 июня давать войскам директиву, что война начнется утром 22 июня с приказом быть в полной готовности, а через два-три часа на совете Политбюро изменить позицию на 180 градусов. После чего утром вновь убеждать войска, что войны завтра не будет и можно расслабиться. Такие перемены больше напоминают дурную шутку из анекдота, чем действия Сталина. Ни малейших причин для резкой смены курса у него не было.

А вот его соратники, оставшись в критический момент без лидера, вполне могли пойти на такой шаг в надежде выиграть у немцев время, пока Сталин вернется в строй, а войска из глубины страны подтянутся к границе. Если же кто из них потом утверждал, что Сталин верил Гитлеру – значит, он сам ему и верил. Если Микоян говорит, что в ночь на 22-е Сталин уверял, что Гитлер не начнет войны, то скорее всего, именно Микоян в этом других и уверял. Уверял и ожидал до последнего, когда Бережков из посольства дозвонится до Риббентропа.

Вторая ошибка не столь заметна, но тоже существенна, и которая Сталину как бессменному вождю и главе государства, несомненно, была бы виднее, чем его соратникам.

Обращаясь к Гитлеру, наши руководители, как ни крути, пытались его обмануть. Все понимали, что война будет все равно, но пытались потянуть время, пока подоспеют войска – а вдруг проскочит? Поэтому войска вторых эшелонов продолжали двигаться в сторону границы, а на этом же заседании участники приняли решение о создании Южного фронта и посылке на будущие фронты представителей НКО – Жукова и Мерецкова. Правда, историки считают, что последнее было сделано только вечером 21 июня. Но читатель помнит, что еще утром 21 июня командир 7-го механизированного корпуса получил приказ «выделить мотоциклетную роту, обеспечив ее боеприпасами, для укомплектования штаба одного из фронтов”. Именно им и был Южный фронт. А если б решение ПБ вышло вечером 21 июня, то приказ на укомплектование штаба фронта никак не мог родиться утром того же дня.