После экскурсии поднялись на третий этаж, где располагалось всё начальство: директор, парторг, главный инженер и др. Крашеные стены без отделки, простенькие двери, в кабинетах ничего лишнего, всё функционально. Можно сказать, даже убого, что добавило уважения к организации работы на шахте. Это была самая большая и передовая шахта в Европе; здесь принимали делегации со всего мира, что наверняка определило её стиль.
Главный инженер объяснил организацию добычи угля. После общих разведочных работ, уточнивших возможную глубину залегания пластов (пласт имеет размеры поля со стороной в сотни метров и глубиной около 2-х метров), была определена безопасная технология добычи.
Упрощённо технология выглядит так. Сначала установили «колодец» шириной несколько метров и глубиной более 700 метров - глубже самого глубокого залегания пластов. В «колодце» заложили стенки и установили несколько вентиляторов по оси «колодца». Все штольни идут от «колодца»-вентилятора и поэтому метан не может скапливаться. Вот откуда был ветерок — он тянул к «колодцу», выдувая все газы на поверхность.
На других шахтах были взрывы от метана и угольной пыли, но никогда на «Распадской» - её технология не позволяла. Первая моя реакция на сообщение о взрыве: этого не может быть!.. Последующие сообщения СМИ о «замотанных шахтёрами датчиках» и т.п. лишь укрепили меня в убеждении, что была другая причина аварии. Окончательную точку в версии сознательного подрыва поставил второй взрыв через 4 часа после первого. При втором взрыве погибли высокопрофессиональные горноспасатели — они знали, что в мировой истории горнорудных, подземных работ не было никогда вторичного взрыва после 4-х часов; не может так быстро сформироваться «тело взрыва» - газ и угольная пыль!
Остался вопрос мотива взрыва, хотя реальных версий достаточно, но для одной из них приведу цитату из планов руководства, взятую с сайта компании «Распадская»:
Остаётся понять, кому могли помешать эти планы?
В.М. ЛЕГОНЬКОВ
ПИСЬМО ИЗ ЛИВИИ
Редакция Meast.ru получила письмо от коллеги из Ливии.
Он один из немногих наших специалистов, кто остался в стране и не эвакуировался вместе с большинством россиян живет и работает недалеко от Триполи.
Днём 18 марта, после принятия позорной резолюции СБ ООН по Ливии, я поехал по делам в Триполи. Город жил обычной жизнью – прошел уже почти месяц после попытки мятежа, и в столице уже ничто не напоминает о произошедших тогда беспорядках. Но меня поразило особое отношение жителей города ко мне, русскому.
Вообще-то ливийцы всегда доброжелательно относились к иностранцам-европейцам, а после начала смуты они стали особенно радостно приветствовать тех, кто не поддался на всеобщий психоз и остался в Ливии – с теми, с кем вместе жили и работали в более счастливые и безопасные годы. Было до слёз трогательно, когда какой-нибудь полуживой дедок в реанимации под капельницей – и в чем только душа держится! – успокаивал нашего доктора: «Ты, доченька, не бойся! Если что – я тебя к себе возьму, у нас семья большая и в доме место найдется – спрячем и от бандитов, и от натовцев…».
Но сегодня меня поразило даже не это: весь день звонили мои друзья-ливийцы, звонили малознакомые люди, с которыми я пересекался пару раз по работе, на улице ко мне подходили вообще незнакомые люди и, узнавая во мне русского, – БЛАГОДАРИЛИ. За помощь. «Какую?!» – недоумевал я. Мне было мучительно стыдно за беззубую, предательскую позицию России во время ночного голосования в ООН.