Газета "Своими Именами" №25 от 19.06.2012

Внизу было много народа, поэтому я пошла наверх и сказала, что постараюсь заснуть, чтобы иметь силы для работы. Я поднялась в свой кабинет, легла на кушетку. Зенитная стрельба мне не давала покоя. Я тоже начала работать. Призвала наверх двух трясущихся санитарок, которым указывала, что следует убрать и куда еще можно налить воды. Пришла наша главврач. Она была бледна, нервно курила папиросу. Её четверо детей были отправлены в госпиталь и где-то застряли по дороге. В госпитале их не было. Тот район бомбили, и мать туда не пропустили. От нее я узнала, что первым эвакуировался горздрав, руководства никакого нет. I, II больницы, кожно-вен., туб. больница по телефону не отвечают. Я добилась связи только с III, которая находится у Неманcкого моста. Вдруг раздался страшный гул самолета, совсем над нами. Угрожающий звук быстрого снижения. Кто-то истерически кричал «тушите свет», все метались по темному вестибюлю. Я вбежала в регистратуру, ища выключатель. Я приближалась к окну. Успела дойти только до стола. Электрическая лампочка закачалась и погасла сама. Какая-то сила подхватила меня и понесла в обратном направлении. Я вылетела в открытую дверь и упала на лежащую на полу толпу медперсонала. Кругом было темно и ничего не видно от пыли. Обвалился потолок, все стекла были выбиты. И так мы лишились электричества… это был первый толчок. Зажигательная бомба упала на Советской улице недалеко от амбулатории. Землетрясение улеглось. К нам принесли тяжелораненых. Один с окровавленным лицом, перекошенным на сторону, – в бессознательном состоянии. Доктор Липник заявил: «Этого надо в больницу, нам с ним нечего делать». Руки и ноги у него тряслись, и он говорил, что ему плохо с сердцем. У меня очень болел живот, и я поминутно бегала наверх. Я видела, как теряются врачи, и поэтому держала себя в руках. Я подошла к больному и осмотрела его голову. Липнику стало неудобно, и он сказал: «У больного вывихнута челюсть». «Не вывихнута, а сломана», - ответила я, попрося его отойти от света, падающего из окна на лестницу. С помощью санитарки я перевязала больного, положила на бок, чтобы у него не было затёков в дыхательное горло. На кричащих легких больных я не обращала внимания, ими занимался доктор Эп. Девушки сандружины принесли раненую в голову женщину, перевязка ей уже была сделана. Смотрю на Л., а он её развязывает, спрашиваю: «Зачем?»

Он отвечает: «Больная требует!»

Так мы далеко не уйдем, если больные будут командовать нами. Я махнула на него рукой и подошла к мужчине, лежащем на носилках с раненой рукой. Он отвечал мне нехотя и тихо, жалуясь на боли в ногах. «Бесолова, что Вы будете с ним возиться, когда его надо в больницу!» - за это заявление я хотела выгнать его в шею, этого паршивого труса. Я разрезала больному брюки по шву и увидела открытый перелом голени. Нужны шины – шин нет. Они спрятаны где-то у завхоза. Безобразие. «Введите больному морфий», у раненого шоковое состояние. «Ему надо ввести камфору, посмотрите, какой у него пульс!» - кричал мне Л. В промежутке между прибытием раненых я отдаю распоряжения: принести все кушетки сверху; оборудовать второй перевязочный стол; заготовить шины, посторонним удалиться из амб. Л-ка отпустила домой с тем, что он вернется к 15 ч. Осталась я. Эп. и Лейот, которая была способна только регистрировать р-ных. У нас скопилось 4 тяжелобольных. Куда их деть, куда направить, где транспорт? Звоню в штаб ПВО города. Отвечают: «Несите в III больницу на носилках».

«С ума не сходите, пришлите машину во II амб. в распоряжение главврача”. Звоню вторично: “Куда девать легкораненых, оставшихся без крова?» «Оставляйте у себя!» Звоню в III больницу: «Готовьтесь к приему тяжелораненых». Приехала грузовая машина. Носить раненых некому. Было несколько мужчин евреев. Один мне заявил, что он своего брата поднесет, а других не будет. «Паршивец! – кричала я ему. - Как ты смеешь так рассуждать? Бери носилки или я тебя выгоню из амбулатории!» С большим трудом удалось погрузить раненых. С ними я послала санитарку Олещук. Они поехали через содрогающийся город. Шофер наблюдал сцену погрузки и обеспокоенно спросил: «Кто будет снимать больных с машины?» Какие все трусы, негодяи. Сейчас они меня боятся. Поэтому и слушаются. «Оставшихся больных перевести в соседнюю комнату!» – даю я распоряжение. Одна еврейская мамаша и папаша не желают переносить своего ребенка: «Она останется здесь!» «В таком случае вон из амбулатории!» Нехотя перешли они в другую комнату. Одну сестру тошнило, другая заявила, что она уже работает больше восьми часов. Как я их всех презираю, мне хочется их всех выгнать, остаться одной. Пришла д-р Михайлова. Опять приближается гул страшного бомбардировщика. Он сейчас с бреющего полета спустит бомбу. «Где?» «На чью голову?» Стены содрогаются, у меня начинает болеть поясница. «Как бы не разродиться?» Я ничего не ела, спала только 2 часа, т.к. в эту ночь легла после часа ночи. Уходя, М. сказал: «Везут боевые снаряды». Как целовал он меня, уходя: «Миличка, ты должна беречь себя и нашего сына».