На вопрос судьи, почему Бродский не работает, тот ответил: «Я писал стихи. Это моя работа. Я убежден... я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу, и не только сейчас, но и будущим поколениям». Каково самомнение! Пушкин, став уже признанным великим поэтом России, с полным основанием написал о себе: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный./ К нему не зарастёт народная тропа». Двадцатитрёхлетний лоботряс Йося, ещё ничего толком не создавший, имевший за собой, по словам его же защитников на суде, только лишь задатки стать поэтом, уже представляет свои стихи как, ни много ни мало, нужные всему народу! Он мнил себя великим поэтом! Такое поведение Йоси не могло не озадачить любого нормального человека и вызвать сомнение в его психическом состоянии. Именно поэтому первый суд над Бродским, состоявшийся 18 февраля 1964 года, не вынес никакого судебного решения, направив его на судебно-психиатрическое освидетельствование. Вполне обоснованное направление. Представьте себе, что перед вами сидит человек и на полном серьёзе утверждает, что он поэт от бога, а его стихи нужны всему народу. Что вы подумаете? Что перед вами сидит больной шизофрнией и его надо не судить, а лечить. Это же самое подумал суд. Для нормального человека более чем очевидно то, что оценку творчеству поэта дают читатели, а не поэт сам себе. Бродский возвеличивал себя сам.
На суде Бродский предстал как самовлюблённый и уверенный в своей гениальности проходимец. Но не только эти качества Бродского вскрылись на суде. На вопрос судьи о том, почему он часто менял место работы, Бродский ответил: «Я менял работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях». Общественный обвинитель, Сорокин, по этому поводу задал свой вопрос (общественный обвинитель – не прокурор, а выдвинутый трудовым коллективом из своей среды обвинитель): «Вы говорите, что у вас любознательность сильно развита. Почему же вы не захотели служить в Советской Армии?». Бродский отказался отвечать на этот вопрос. Но по требованию судьи ответил: «Я был освобожден от военной службы. Не “не захотел”, а был освобожден. Это разные вещи. Меня освобождали дважды. В первый раз потому, что болел отец, во второй раз из-за моей болезни». Почему Бродский сразу не захотел так ответить? Да потому что этот ответ был, мягко говоря, не правдив. Бродский был единственным сы-ном в семье, а его родители были пе-нсионерами по старости. По сове-тским законам он был признан единственным кормильцем в семье и поэтому был освобождён от службы в армии. Сказать эту правду - значит сделать себя посмешищем в зале суда. Представьте себе молодого, здорового и сильного парня, воспользовавшегося правом единственного кормильца не служить в армии, а в действительности живущего за счёт престарелых родителей, которым он, наоборот, должен был быть кормильцем и опорой. В этом эпизоде проявилась вся безнравственная сущность тунеядца Йоси. В военкомате он представлял себя единственным кормильцем своих родителей, а на деле тянул из них последнее. Низость! По-другому не скажешь. Не желая, видимо, присутствовать на позоре своего сына, родители Йоси не пришли на судебное заседание. Его нравственное убожество было для них очевидно.