Газета "Своими Именами" №26 от 26.06.2012

В закрытом маленьком еврейском кругу Йося паразитировал в качестве гениального поэта. И нехило паразитировал. Всегда в модной, дорогой и обязательно импортной одежде, он, как правило, проводил вечера в кафе или в ресторанах. Так лихо жить не могли себе позволить даже высокооплачиваемые граждане страны. Откуда юный трутень черпал средства для такой разгульной жизни? Ответа на этот вопрос нет. Его литературные поделки не имели сбыта и поэтому не могли быть источником его существования. Йося жил явно не по средствам. Яков Гордин и Лидия Штерн, близкие друзья Бродского тех лет, с возмущением вспоминают, что за ним постоянно следили. Но при такой разгульной жизни не по средствам было бы удивительно, если бы не следили. Ведь прямая обязанность любой власти в любой стране знать источники доходов своих граждан. И если гражданин живёт не по официально известным средствам, то он имеет незаконные источники дохода, которые органы власти просто обязаны выяснять и обложить как минимум налогом.

В те годы на советском поэтическом олимпе блистали такие взращённые военной порой поэты как Твардовский, Долматовский, Ваншенкин, Смеляков, Доризо и многие другие. На всю страну заблистали молодые дарования, такие, как Вознесенский, Рождественский. Молодёжь буквально зачитывалась яркой и нежной лирикой молодой поэтессы Юлии Друниной. В царившей в советском обществе атмосфере высокой поэзии полурифмованные поделки Бродского явно не котировались, они не были интересны своей поэтической фактурой. Они явно не отличались ни высоким слогом, который заворожил бы читателя, ни глубиной мысли. Поэтому мелкотравчатая поэзия Бродского (если её можно было назвать поэзией) просто физически не могла иметь успех. Попытка бродсковедов представить Бродского непризнанным в Советском Союзе гением не имеет под собой никакого основания. Уровень стихов Бродского можно охарактеризовать одним словом – посредственность. Всего лишь! В них не найдёшь яркого и самобытного слога, какой был у Твардовского, мужественной, жизнеутверждающей силы слога Ваншенкина, лаконизма и лапидарности слога Долматовского, человеческой и поэтому такой близкой и понятной простоты слога Смелякова, яркой и зримой фразы Рождественского, нежного женского, обволакивающего душу слога Друниной. А каков слог непризнанного гения Йоси? Не будем голословны. Обратимся его поделкам.