Газета "Своими Именами" №28 от 10.07.2012

«Умру я, пишущий эти строки, умрёте вы, их читающий, останутся наши дела. Но и они подвергнутся разрушению. Поэтому никто не должен мешать друг другу делать его дело. Я прошу дать мне возможность и дальше существовать в русской литературе, на русской земле», - пишет Йося в своём письме к главе Советского государства, Брежневу, в день отъезда из страны. Не будем говорить об откровенной глупости приведённой фразы из текста письма. Ведь место в литературе, и в русской в частности, завоёвывается литератором своим творчеством, а не командой сверху. Гораздо важнее выяснить цель написания этого письма. Оригинал письма Йося посылает адресату по почте. Обычно авторы писем, в которых они обращаются к адресату с просьбой или с предложением, ждут на него ответа. Но Йося его не ждёт. Он выезжает в Вену, оттуда в США и тут же его публикует в американской прессе. Отсюда очевидный вывод. Его совершенно не интересовал ответ адресата. Оно вообще было написано не для адресата, а для публикации в прессе. Если бы Йося реально хотел получить ответ, он бы его подождал, а затем уж опубликовал. Написание письма Брежневу – чистейшая показуха, выполненная Йосей для рекламирования себя самого, родимого, на Западе как некоего значимого в русской литературе деятеля. Какая нагло высокая самооценка! Да, скромностью Йося никогда не страдал. Назвать самого себя, ни много ни мало, как деятелем литературы национального масштаба, может только наглец высокого полёта. Роль великого деятеля русской литературы еврей Йося играл всю жизнь. И играл успешно только лишь потому, что, во-первых, в западных странах общество не знало и по сей день не знает ни советской, ни даже русской литературы, а во-вторых, в этом его поддерживал мировой еврейский кагал.

Представление самого себя неким значимым в русской литературе деятелем было одним из действий Йоси в устроенном спектакле выезда в США. Но этого было, видимо, для Йоси мало. В его сценарии была предусмотрена сцена, позволившая Йосе представлять себя не просто деятелем литературы национального масштаба, но и несправедливо гонимым из родной страны.

Бродсковеды утверждают, что Йосю насильно выслали из страны, что он не хотел выезжать, что его запугали. Вот как свою беседу с работником ОВИР, комментирует сам Йося в фильме «Точка невозврата». Вальяжно развалившись в кресле в своей нью-йоркской квартире, он с видом оскорблённой невинности путано говорит: «а если значит, это самое, откажусь. Он говорит тогда, я цитирую, тогда в чрезвычайно обозримом будущем у тебя начнётся довольно горячее время». Этой фразой Йося даёт понять, что если бы он не выехал из Советского Союза, то его, невинного, жестокая и бесчеловечная Советская власть посадила бы. В принципе, такой разговор вполне мог состояться. Полное пренебрежение Йосей советских законов, антисоветский образ жизни, который он вёл, не только позволял органам власти привлечь его к уголовной ответственности, но и обязывал их это сделать. Однако этот разговор доказывает прямо противоположное. Он доказывает лояльное отношение органов Советской власти к Йосе, а не насилие над его личностью, как это представляют бродсковеды. Ведь вместо вполне справедливых тюремных нар ему предлагали полную свободу. А Йося кочевряжился, как невеста на выданье, устраивая сцены оскорблённой невинности перед публикой, которыми были всё те же вышеперечисленные соплеменники. До последнего момента выезда из Советского Союза он, по их словам, устраивал сцены горького нежелания выезда из страны. Но выехал. В Вене его ожидал, повторяю, именно его ожидал богатый американский издатель Карл Профер, который оперативно переоформил документы Йоси вместо выезда в Израиль на выезд в США. Этот факт однозначно свидетельствует о том, что сам выезд и его сроки были заранее согласованы Йосей с Карлом Профером, поэтому все его выкрутасы с нежеланием выезда были всего лишь театрализованным представлением для публики.

Судя по писанине бродсковедов, Йося освоился в Нью-Йорке довольно быстро. Собственно, этого и следовало ожидать. Это же его фраза «люблю я родину чужую». Чувство ностальгии никогда не тревожило Йосю. В фильме о Бродском «Точка невозврата» приводятся архивные кинокадры, в которых он говорит: «Посмотрите на моего кота. Он не знает, какая власть в стране. Чем я хуже него?». Действительно, какая может быть у кота тоска по родине? Где вкусно и обильно естся и мягко спится, там и родина. В этой фразе Бродский невольно раскрывает всю свою нравственную сущность.