- Массовое строительство убогого жилья под мерки землеройных животных с целью озлобления народа против Великого коммунистического проекта. Проект настоящего достойного жилья был Хрущёвым уничтожен намеренно. И т.д.
Нас уверяют, что главной фишкой Хрущёва было его маниакальное стремление «утереть нос Америке». Подразнить и уязвить её. На самом деле это было лакейское желание «показаться хозяину». Привлечь к себе внимание и убедить, что он ещё может сгодиться. Недаром Черчиль на своём юбилейном банкете в конце пятидесятых произнёс торжественный тост в честь первого разрушителя коммунизма. Ему, потомку герцога Мальборо, не нужны были чужие лавры, а до «мистера Хрущёва» было очень далеко.
Я родился, когда Хрущёв стал отменять бесплатный хлеб в студенческих и рабочих столовых. Тогда за несколько копеек можно было купить стакан чаю, а хлеба брать бесплатно, но без выноса – сколько съешь. Брали куска по три-четыре, хватало. Теперь Хрущёв посчитал, что в карманах у студентов найдутся не только две-три дореформенные копейки, значит, голод кончился. За всё надо платить. Во всём переходить на рыночный чистоган, как у американцев. В этом направлении работали его «прогрессивные экономисты», закладывая невидимые мины под самую динамичную экономику мира. Тогда же он ещё много чего наделал, что определило всю жизнь мою и моего поколения.
Моя жена, сибирская казачка, до сих пор не понимает, что произошло в 1991 году. Не понимает, и всё. Да, считает она, что-то мошенническое было, но что? Как ей объяснить, что это что-то происходило и в июле 988 года, и в феврале 1653, и в марте 1801, и в январе 1905, и в феврале 1917, и в июне 1941, и, главное, в марте и июне 1953. Не понимает, не связывается это у неё. А это и есть палёный след поросёнка в керосине. За пятьдесят лет не поняли, что происходило со страной хотя бы за последнюю тысячу лет.
Ну а если подумать: вроде все мы знаем нашу новейшую историю из школьной программы, верим ей. А как её переворачивают – не замечаем. Зачем это нам? В 1948 году было издано 43 миллиона экземпляров учебника «Краткий курс истории ВКП(б)». Он распространялся по всем учебным и неучебным заведениям, по нему студенты и не студенты сдавали зачёты. Это была ясная программная книга по истории великой страны. Но когда я пришёл в школу, в середине шестидесятых, о книге не было ни слуху, ни духу. Это как же так выветрили за десять с небольшим лет сорок миллионов томов? На кострах что ли сожгли? Где четыре тысячи тонн бумаги, где кострища из книг, где пепельный чад безумных нацистов, которым были заполнены кадры кино и телевидения семидесятых. Я уже тогда был ищущим порывистым юнцом, мне все книги были интересны, особенно запрещённые («Один день Ивана Денисовича» нашёлся без проблем), а тут – официальная сорокамиллионная книга так и не попалась в руки. Куда и как она исчезла? Позже о ней много судачили в смысле - какая это партийно-историческая чушь! На неё даже ссылались, особенно в конце восьмидесятых, чтобы подтвердить, каким был Сталин горе-историком. Снисходительно, эдак, якобы по-доброму оценивали исторические потуги незадачливого семинариста. И я этому верил, не читая, верил. Не было под рукой хоть одного тома из сорока исчезнувших миллионов.
Вот она, книга, в ней всего-то двенадцать глав. Как же они жгут кому-то пятки, что её без кислоты и кострищ постарались вытравить из жизни всех послевоенных поколений. Мой отец об этой книге ничего мне не рассказывал. Он впитал наследственный антисталинизм. Его импульсивный отец, мой дед, потерял должность заместителя начальника районной милиции и всякую возможность для карьерного роста после статьи «Головокружение от успехов». После этого Сталин стал врагом семьи. Другие родственники по латышской линии сгинули в 37-м. Детство и юность отца прошли на «раскалённой сковородке» семьи как бы врагов народа, и книгу он вычеркнул из головы сразу после «XX съезда». Понятно, что я о ней тоже не знал и ничего не мог передать своему сыну. А книга так и нависает ночным утёсом. Для них она была раздражителем, как надоедливый комар в ночи, они её уничтожали коллективно и якобы бесследно. Они о ней никогда никому не говорили, они её боялись. Это была их непонятая книга, которую они предали и не хотели себе и нам, своим сыновьям, в этом признаться.