Газета "Своими Именами" №35 от 27.08.2013

Что в ней, предельно простой и доступной для понимания даже школьнику, было такого опасного? Именно то, что бесит и пугает тайных управленцев мира – отрицание хрематистики – рваческого обогащения за счёт других как способа жизни. Ещё Аристотель высказал ясное, освященное его авторитетом и потому опасное представление о двух мировоззренческих строях жизни. Понятие о хрематистике – спекулятивном обогащении и экономике – домостроении. Сталин отстаивал экономику, то есть социализм. В книге названы поимённо доморощенные враги социализма. Вся книга проникнута пафосом реальной борьбы за социализм. Той борьбы, которая дала зримый результат впервые в истории всего человечества. Эта была книга не о былинных временах, а о сегодняшнем дне, об исторических событиях, в которых каждый был участником и должен был определиться со своей настоящей исторической ролью. Этой определённостью книга пугает до сих пор.

То была Советская Россия, та Россия, которая воссоздавала лучшие страницы её многотысячелетней истории. Это был Советский Союз, громада, перед которой трепетали все мелкие, крупные, национальные, международные и всемирные хрематисты – воры, воришки и хапуги. Союз был защитой от них для всего мира. От остального мира, где хрематисты и банкиры правили и правят свой бесовский бал. Но странное дело, это совершенно не интересовало моего отца и мать. Они кричали хмельные первомайские лозунги с ироничными усмешками и смотрели на новейшую историю глазами этих самых хапуг, которых считали обиженными за их политические убеждения. Для них «настоящим учебником истории» стал сакрально-недоступный «ХХ съезд». Его документов они не читали, но слухи о нём шепотком прорабатывались на всех застольях. Они не верили тому, что написано в сталинских учебниках, но кивали на нечто ненаписанное. Я это чувствовал и по-детски понимал как взрослое лукавство.

Но тогда история получалась ровно противоположная. Это уже потом, через двадцать лет, «эта история» заполнит все газеты и журналы, выйдет толстыми томами. Значит, готовилась она заранее и разносилась по умам. Отец был фронтовиком, мать из беднейшей многодетной семьи. Они ненавидели мелких реальных хапуг, тех, что были вокруг. Но «хапуг из учебника» они жалели и готовы были защищать их. Они не связывали реальность с учебником, вернее, кто-то другой, кому они доверяли, связывал её. Этот невидимый кто-то и был коллективный Хрущёв. Его идеологический аппарат. Он выхолостил из Сталинского учебника главное, ради чего велась борьба. Он вырезал реальный социализм, подменив его культом сытости и рвачества только для себя. Потом это дело продолжил вялый аппарат Брежнева. И уже в учебниках истории для моего поколения остались одни загадочные истуканы из «Краткого курса». «Новая история СССР» была бессвязным текстом без внутренней логики. Унылое чтение, бессмысленный набор знаков невозможно было понять и, значит, освоить. Предмет «История СССР» в ХХ веке был самым ненавистным для старшеклассников и студентов. Эта была китайская грамота, небрежная криптографическая запись с огромными пробелами. Место науки и исторической логики там заняли напыщенные лозунги. Лживые лозунги. Реальная жизнь страны первых десятилетий Великого проекта пряталась за фальшивыми подменами ХХII съезда. Так и нужно было им – напугать юнцов такой историей. Напугали и отвратили.

Да, были огромные, но понятые и принятые народом как необходимые, жертвы первых трёх десятилетий. Было сверхчеловеческое напряжение сил. Но никто не считал, что оно было напрасным. Такие разговоры пресекались даже в самой «несознательной компании». Было огромное уважение к строителям «первых пятилеток». Ещё их дети, через десятилетия, протестовали против бездарного разбрасывания достигнутого такими жертвами «оттепельными реформаторами». Но и их обманули: «экономические претензии к строю» за неоплату труда куда менее напряжённого, расслабленного «косыгинскими реформами» и хрущёвским очковтирательством, понеслись лавиной после XXII съезда именно из уст сыновей строителей первых пятилеток. Всё моё детство, юность и молодость я слышал эти разговоры. Русские превратились в нацию «кухонных экономистов». Мне казалось, что люди в эти минуты прямо на глазах мельчают. Было стыдно слушать надрывные разговоры о «зарезанных тарифах» с угрозами «устроить прорабу хорошую жизнь». Стыдно было слушать этот плач по недополученным рублям как об упущенной жар-птице. Все только говорили и, как заворожённые, ничего не делали, верили обещаниям. Пар уходил в свисток. Это было ясно даже мальчишке, не понимающему о чём идёт речь. Интонация выдавала.