Газета "Своими Именами" №47 от 22.11.2011

Но именно потому и тем в большей степени существует для православия соблазн демократии, эта готовность мерить себя по демократии, превратив её в идола, в какого ранее превращено было самодержавие. Поэтому-то и надлежит настойчиво различать природу православия и демократии: между ними возможно и сближение, и расхождение, в зависимости от того, чем духовно оказывается демократия (выделено мною. – В.К.).

Смешанию этих различных стихий благоприятствует и самоё строение православной церкви, которое извне легко сближается с демократическим, именно её соборность. Соблазн демократии религиозно не существует для католичества, поскольку оно держится на власти клира, возглавляемого папой: подчинение и дисциплина скрепляют здесь тело церковное, торжествует монархическое начало, осуществляемое папой через посредство клира, а народ церковный остаётся безгласен. Хотя и в православии в полной мере признаётся иерархия, и епископат с клиром занимают необходимое место, однако единство церковное устанавливается не только иерархической дисциплиной, но и некой силой, именуемой соборностью и определяемой как единство в любви и свободе. И вот эту-то идею православной соборности, при современной притупленности церковного самосознания, легко подменить или смешать с идеей народовластия, господства «воли народной» в делах церковных, такого же, как и в государственных. Разве не наблюдается подобное смешение теперь на наших церковных собраниях, епархиальных съездах и т.п., где вопросы решаются борьбою отдельных церковных групп, а соборность понимается как господство захватившего власть большинства? Такое проникновение начала демократии в церковную жизнь означало бы обеднение и обмирщение последней.

Церкви нужна свобода, которой лишена она была при старом строе. Если ей даст это благо демократия, она будет ей признательна, но что может прибавить церкви эта её «демократизация»? Разве и без этого не была она с народом в его радости и печали? Или не народны были великие угодники русской церкви, преподобные Сергий и Серафим? Или не народны отец Амвросий Оптинский и другие чтимые старцы, которые блюли и блюдут совесть народную в такой мере, в какой это и не снилось демократии? Нет, русскому православию нечему в этом отношении учиться у демократии, оно должно оставаться, прежде всего, самим собой во всей серьёзной важности своего вероучения. Тем самым и через то оно и пребудет, если не «демократическим», то народным.

Да и что же такое, наконец, есть эта демократия, к которой желает, во что бы то ни стало приблизиться часть нашего церковного общества? Что представляет собой в религиозном смысле эта «воля народная», на которую теперь ссылаются как на высший и непререкаемый авторитет? Есть ли народ демократии именно тот самый народ, о котором говорит апостол, обращаясь к своей пастве: вы «род Божий, царственное священство, народ святой»? Очевидно, ещё нет, ибо демократия может иметь разное лицо, и воля народная способна определиться различно. Одна и та же «демократия» иерусалимская вопияла «Осанна» и постилала ризы свои на пути при входе Господнем в Иерусалим, но она же несколькими днями позже изъявляла «волю народную» воплем: «Распни, распни Его!».

Очевидно, воля народная одинаково способна как вдохновляться истиной, так и затемняться ложью, доходя до зверства, тирании, кощунства. Суеверное преклонение пред «волей народной», лежащее в основе культа демократии, родилось из обожествления греховного человека, взятого в множественности или совокупности своей. Глашатаем этой веры ещё в XVIII веке явился Руссо, веривший, что существует «общая воля, которая постоянна, незыблема и чиста», причём её нужно только выявить или открыть всеобщим голосованием. Она, эта воля, обладает истинностью, она и есть самодовлеющий путь, истина и жизнь.

Можно ли смешивать такое человекобожие с христианской верой? Это учение о непогрешимости человечества и его групповом, классовом или государственном объединении ещё больше утвердилось в XIX веке, особенно в Германии. Немецкий же дух влиял и влияет всего сильнее на русский социализм, им запечатлено само сознание и наших социалистических партий. Пускай и в науке давно уже возбуждает сомнения это учение о воле народной, однако в массах всё ещё незыблемо держится это самообожествление толпы. Но это самоослепление не должно иметь никакой убедительности для церкви.

Нет спора, что в своей собственной области, социальной и политической, демократия имеет свою правду и свои права. Голос большинства, подсчёт голосов является единственным и сравнительно наилучшим средством для обнаружения народных интересов и нужд, и не следует подвергать сомнению этот смысл демократии и её годность. По вопросам хозяйственным, социальным, правовым пусть решает народ большинством своих голосов.