Газета "Своими Именами" №50 от 13.12.2011

Страна, из которой мечтает вырваться Бендер, тоже довольно подробно показана в романах Ильфа и Петрова. Прямых оценок они избегали, но если собрать все многочисленные намёки и иносказания, то картина окажется довольно полной и развёрнутой. Уже в начале первого романа появляется рассказ, как в неком уездном русском городе был поставлен бюстик (так и сказано: «бюстик») поэту Жуковскому. Приводится точная дата открытия памятника, высеченные на нём слова: «Поэзия есть Бог в святых местах земли», а затем сообщается анекдот, как сзади «бюстика» каждую ночь появлялось некое «краткое ругательство»… Так происходило уже несколько десятилетий, но ни царская полиция, ни советская милиция, говорится в романе, не смогли ничего с этим поделать. Дикость и хамство обитателей русского уездного города приобретают прямо-таки мистический смысл: память чистейшего поэта глумливо оскорбляется (вот тебе и «святые места земли»!), но никто не в силах усмирить эту тёмную стихию – ни царь, ни Советы…

(Заметим в скобках: выяснилось, что уездный город с карикатурно описанным бытом и «бюстиком» Жуковского — это древний Белёв (основан в 1147 году), центр Белёвского княжества, просуществовавшего до середины XVI века. Местные краеведы, чтущие память Жуковского, были изумлены и смущены, узнав, что пошлый анекдот про «краткое ругательство» относится к их родному Белёву.)

Из героев русской классической литературы в дилогии упоминаются братья Карамазовы — в качестве авторов идиотской телеграммы: «Грузите апельсины бочках». Упоминается ещё и Тарас Бульба, даже дважды. Как-то Бендеру приснился сон, где этот, по оценке Гоголя, «рыцарь» торгует открытками с видами Днепрогэса; характерно, что торгует он не чем иным, как искусственным озером на месте бывшей столицы Запорожской Сечи… В другом месте дилогии Бендер обращается к жулику Паниковскому с хрестоматийными словами Тараса: «А ну поворотись-ка, сынку!»

Военная история страны представлена следующим образом. Слуга в доме инженера Брунса носит примечательное имя Багратион. Суворова Бендер вспоминает в связи с разграблением городов: «Даю вам двадцать рублей и три дня на разграбление города! Я — как Суворов!.. Грабьте город, Киса!»

Вот, пожалуйста, архитектура: Ярославский вокзал в Москве отмечен «псевдорусскими гребешками и геральдическими курочками», в Дарьяльском ущелье описывается замок царицы Тамары, «похожий на лошадиный зуб». В городе Арбатове Бендер «со снисходительным любопытством» взирает на «облезлое кавказское (?) золото церковных куполов», а по поводу церкви, превращённой в картофелехранилище, роняет: «Храм Спаса на картошке». В Черноморске (Одессе) описывается католический костёл: «Он врезался в небо, колючий и острый, как рыбья кость. Он застревал в горле». В среднеазиатском городе «тёмно-синие, жёлтые и голубые изразцы мечетей блестели жидким (?) стеклянным светом».

Вот живопись: художник-халтурщик носит примечательное имя — Феофан Мухин, т.е. имя гения древнерусской живописи нарочито сопряжено тут с «мушиной» фамилией». О картине Александра Иванова «Явление Христа народу» замечается: она «покосилась набок, потерявши при этом большую часть своей поучительности». Как-то на дороге жуликами разыгрывается шутовская пантомима на сюжет известной картины «Три богатыря». Илью Муромца изображает Бендер, Паниковский — Алёшу Поповича, Балаганов — Добрыню. Бендер командует: «Приложите ладони ко лбам и всматривайтесь вперёд».

Наконец, русская природа рисуется в таких образах: дорожная пыль, «словно порошок для клопов»; «в траве кричала мелкая птичья сволочь» - жаворонки, что ли?.. А вот как живописуется морская стихия: «белая пена прибоя, словно подол нижней юбки, выбившейся из-под платья неряшливой дамочки», подчёркнутые слова особенно характерны для описания того, что раньше именовалось как «струя светлей лазури». Кавказские горы рисуются через восприятие Бендера: «Слишком много шику. Дикая красота. Воображение идиота. Никчёмная вещь». О Кавказе у нас написано много, но такого, кажется, не говорилось. Развесистый, тенистый карагач представлен в виде «гигантского глобуса на деревянной ножке».

Понятно, что все эти глумливо-однообразные хохмы, сведённые в плотный ряд, не очень-то приятно читать. Но только таким вот безоценочным перечнем можно воссоздать объективную картину, как в представлении главного героя дилогии выглядит наша история, культура и сама природа.

Теперь рассмотрим, как освещается Ильфом и Петровым тема народа. На первый взгляд это может показаться неожиданным, ибо герои там — проходимцы разных мастей, репортёрско-художественная богема, мелкие служащие и средние администраторы, прислуга и т.п. Но народ? Вроде бы не мелькнуло среди персонажей ни одного рабочего или крестьянина. Нет, народ тоже отображён, только по обыкновению в зашифрованном виде. Это известный образ огромной коммунальной квартиры, именуемой в «Золотом телёнке» «Вороньей слободкой».