Газета "Своими Именами" №6 от 05.02.2013

Третья страсть – национальный вопрос. Он у него постоянно свербит с детства. Это просто какая-то помешанность на национальном в самых разных формах. Уверяет, например: «Мы все – от мала до велика – тех, кто вторгся тогда на нашу землю, называли немцами. Не фашистами, не нацистами, не гитлеровцами, а только (!) вот так немцами». И через несколько страниц в связи с тем, что Симонов в 1948 году при переиздании в одном стихотворении, написанном в 1942-м, поменял «немца» на «фашиста» с той же осатанелостью твердит: «Такая в то время была политическая установка: в 1948-м никакой редактор «немца» уже не пропустил бы». «Установки», приказы, заговоры, как уже отмечалось, мерещатся ему всегда и во всём. И тут же тяжкое клеветническое обвинение: «Эта замена прозвучала тогда чудовищной фальшью. Мы воевали (они воевали!) не с «фашистами», а – с немцами. Только так и не иначе называли мы тогда врагов. И были правы». Так что, немцы не имели никакого отношения к фашизму?

Вот уж поистине чудовищный вздор! Ведь Беня во время войны был уже здоровым малым призывного возраста и должен бы видеть своими глазами, слышать своими ушами, что в разной ситуации, с разных «трибун» мы говорили тогда и «немцы», и «фашисты», и «нацисты», и «оккупанты», и «гитлеровцы» - где что больше подходило и во время войны и после. Ничего не видел, ничего не слышал – весь был поглощен страхом перед призывом в армию.

Ну как можно не знать человеку его возраста, что в первые же дни войны на всю страну гремела песня, в которой были и «фашистская сила тёмная» и «гнилая фашистская нечисть»? А в первых же выступлениях по радио и Молотова, и Сталина тоже – и «фашистская армия», и «фашистское нападение», и «немецко-фашистская армия», и «гитлеровские войска» да ещё и «людоеды и изверги». А почти все приказы и доклады Сталина кончались заклинанием «Смерть немецким оккупантам!» Да ещё слышал ли критик хотя бы о знаменитой картине Аркадия Пластова «Фашист пролетел», написанной в 1942 году? Не немец, а фашист, в котором имелся в виду и немец. Наверняка не слышал. Такая живопись ему до лампочки.

  А после войны? Да вот хотя бы знаменитый рассказ Шолохова «Судьба человека». По причине своего отвращения и злобной вражды к писателю Сарнов рассказ не читал. А мы-то читали и видели там: «немец тогда здорово наступал»... Но - «я в плену у фашистов»... «немецкие танки»... Но - «ты что ж делаешь, фашист несчастный?»... «на мотоциклах подъехали немцы»... Но - «эсэсовские офицеры»... и т.д. То есть как хотел автор, так и писал. А ведь это не какой-то доклад, а задушевная исповедь исстрадавшегося человека, и написан рассказ не в 1948 году, как в случае с Симоновым, а уже в1956-м, а в 1959-м ещё и фильм Сергей Бондарчука был, и никакой редактор, никакая «установка» не помешали писателю и режиссёру называть врагов то немцами, то фашистами, то эсэсовцами. А ведь Сарнову кто-то и верит. Как же! Ему под девяносто, он видел всю войну из окна Елисеевском магазина.

Спрашивается, почему, зачем с такой твердолобой дуростью твердит критик всем очевидный вздор? Только для того, чтобы в итоге заявить: «И так же были правы поляки в 1939-м, и венгры в 1956-м, и чехи в 1968-м, и афганцы в 1980-м, называя вступившие на их землю войска не советскими, а – русскими». Значит, всё лежит на русских.

Но вот читаем (следите за руками): «Когда Сталин произнес свой знаменитый тост за русский народ...». Руки на стол, месье! Это был тост за весь Советский народ, «за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа». Если бы, допустим, подобный тост захотел после войны произнести Черчилль, то, надо думать, он сказал бы о всём народе Британской империи, в том числе о шотландцах, ирландцах, уэльсцах, но прежде всего – об англичанах, т.е. как и Сталин – о государствообразующем народе. Ни тот, ни другой не могли же в тосте перечислять все народы своих великих держав – их сотни. Казалось бы, ясно и просто.