Перед нападением Гитлера на нашу страну в рядах Красной Армии насчитывалось около 5 миллионов человек (комсостава и красноармейцев). Стремительное наступление немцев заставило руководство страны немедленно призвать в ряды Красной Армии граждан призывного возраста с территории возможной оккупации. Среди них был и мой отец, которому было на тот период 32 года и который, увы, не вернулся с фронта. Конечно, обеспечить вооружением такое количество призывников в условиях стремительного наступления немцев, естественно, возможности не было. Но убрать наиболее активную часть мужского населения с территорий, которые могут быть захвачены немцами, было решением справедливым, что и подтвердили дальнейшие события. А теперь «умники» из оравы супостатов спекулируют придуманным в эпоху свинопаса наглым, циничным, а потому издевательским вещанием, что наши предки воевали палками, ожидая гибели соседа, чтобы затем воспользоваться его оружием. Дескать, одна винтовка старого образца приходилась на двух и более красноармейцев. Люди 50-х годов рождения ссылаются при этом на рассказы своих отцов. А из окопов отцам был виден земляной бруствер перед ними, нейтральная полоса впереди и естественный страх за свою жизнь. А у страха, как известно, глаза велики. На основании этих впечатлений они после войны составили панораму поля битвы - вот если бы у всех солдат были винтовки, тогда бы мы им дали прикурить. Боже упаси издеваться над ними за их ограниченный кругозор. Но и они не должны так примитивно судить прошлое, помогая вражьей силе охаивать священную память отчаянных борцов с фашизмом. А то получается, что жертвы мы понесли даже ни за понюшку табака из-за отсутствия надлежащего обеспечения воинов снаряжением и прочим по причине глупости или предательства руководства страны. Каким же образом тогда была одержана победа над этим Гитлером-каннибалом? Насколько примитивно, настолько и цинично, однако, это представление о глупости или предательстве руководства страны. Это близко к издевательству над священной памятью павших. Как же - они же стали жертвой преступного сталинского режима, а не святой борьбы с врагом, поэтому-то о них и не следует печалиться. Нельзя, категорически нельзя издеваться так над великим горем народа!
Возвращаясь к теме призыва в Красную Армию мужского населения с территорий, предполагаемых к захвату немцами, приведу пример призыва моего отца и последствий этого призыва. По воспоминаниям очевидцев тех событий, военная ситуация в описываемых мною местах складывалась так.
Было это в середине сентября 1941 года. Призывались скопом все люди разного возраста, но подлежащие призыву. Общий сбор призывников окрестных сёл был назначен в поселении Поныри. Да, да, в тех самых Понырях, в окрестностях которого в 1943 году произошла известная смертельная схватка добра со злом. Но в сентябре 1941 года немецкие войска уже заняли Орёл. Их танки уже начали продвижение к поселению Кромы, которое на 50-60 км южнее Орла. Южнее Кром на те же 50-60 км расположены Поныри, где собралась огромная толпа призывников. Мне не известно их количество. Я не проявил любопытства по этому поводу у выживших, либо наблюдавших зевак. Но мне известно, что работник военкомата разбил толпу на группы, назначил старших групп и повелел, возможно, приказал, по шпалам пешком шлёпать на Курск. Это порядка 60 км пешедралом. По пути на Курск некоторые из них сбежали домой, благо это было недалеко. Затем наступил оккупационный период. Некоторые сбежавшие (и не сбежавшие, но не попавшие под призыв) попрятались к моменту прихода немцев. Но долго ли в селе можно утаить любое деяние? В общем, одни чудом избежали смертельной расправы, другие - с рвением или без оного начали сотрудничать с немецкими властями. За такое сотрудничество в 1943 году, после освобождения нашей территории от фашистской скверны, они получили по 10, а некоторые даже и по 25 лет тюрьмы. Когда они стали возвращаться из тюрьмы, я уже был достаточно повзрослевшим человеком, хотя и не самостоятельным в вопросах оценки событий. Наблюдал же я торжественное их возвращение, правда, в кругу своих близких и, отчасти, друзей и приятелей их детей. На одном из таких приёмов присутствовал и я, не зная, правда, события этого приёма. Но даже если бы я и знал о нём, моё отношение к моему приятелю вряд ли изменилось бы, а моё присутствие на нём было бы реальностью. Мне известны и другие приёмы подобного характера. У жителей селений эти приёмы не вызывали никаких эмоциональных страстей. А вот мой отец не вернулся с войны. Стало быть, торжественной встречи ему не суждено было испытать, что осознано мною было много позже.