Ближневосточная жизнь, напротив, была трагической, мощной, пассионарной. В Дамаске и Багдаде, в священной для шиитов Кербеле, в древней Сане, на берегах Иордана — великого ручейка человечества, который кое-где и перепрыгнуть не стоило труда — я встречал людей, умеющих жертвовать собой ради своей веры, во имя своих пророков и своего народа…
Моими гидами были знаменитые поэты сражающейся Палестины: Муин Бсису и Махмуд Дервиш, египетский поэт Абдурахман аль-Хамиси. Все они знали, что такое войны.
Палестинские писатели проводили свой съезд в Тунисе, на берегу Средиземного моря. Порывы морского ветра трепали полотнище, на котором в окружении двух пальмовых ветвей была оттиснута территория Палестины — словно зелёный наконечник копья, перекрещенный двумя чёрными винтовками.
Мы бродили по развалинам некогда цветущего города Кунейтры, взорванного израильскими солдатами, когда они уходили на Голанские высоты.
В отеле "Хилтон" на банкете я познакомился с огромным арабом, на которого весь зал смотрел с благоговением. Это был один из знаменитых террористов, расстрелявших команду израильских спортсменов на Мюнхенской Олимпиаде 1972 года. Этот великан протянул волосатую лапу, и моя ладонь исчезла в ней. Я задрал голову и встретился взглядом с его — нет, не глазами — с двумя глазницами, в которые были вставлены холодные драгоценные камни, а его грудь, выпиравшая из распахнутой белой рубашки, была покрыта курчавой черной шерстью, как у человекоподобного Голиафа или Гильгамеша.
Каждая из "горячих точек" Ближнего Востока излучала жаркое дыхание войны, только недавно закончившейся в ливанском Бейруте, о чем свидетельствовали ладони поэта Муина Бсисы, с которых еще не сошли пятна от оружейной стали.
А я, не расстававшийся с блокнотом, рифмовал, записывал, переносил на бумагу всю яростную пассионарность жизни, ключом бьющую на площадях Дамаска, на берегах Ливии, на улицах Багдада. Дыхание войны было повсюду, но оно сдерживалось сверхчеловеческой волей ближневосточных "тиранов": Хафеза Асада, Муаммара Каддафи, Саддама Хусейна…