Спит детёныш, в цепкие объятья
заключив коричневую грудь.
* * *
Белозубый араб восемнадцати лет,
смуглый отпрыск великих племён,
партизан и бродяга, изгой и поэт,
стал глашатаем новых времён.
Но политика — древнее дело мужчин,
а не юношей, вот почему
в силу этой и нескольких прочих причин
пулю в спину всадили ему.
Он работал связным и по древней тропе
мимо Мертвого моря спешил,
где когда-то Христос в Галилейской стране
легендарное чудо свершил.
Там, где огненной лавою в души
лилась речь о непротивлении злу,
вновь на камне горячая кровь запеклась,
и огонь превратился в золу.
Над кустом тамариска колышется зной,
но, убийца, умерь торжество:
если юноша принят родимой землёй,
то изгнания нет для него!
* * *
То угнетатели, то жертвы…
Чем объяснить и как понять,
что снова мировые ветры
их заставляют повторять
путь возвращения по кругу,
путь переформировки сил?..
Но кто к душевному недугу
их беспощадно присудил?
Сердца людей не приневолишь,
стезя затеряна в пыли…
А нужно было-то всего лишь
обжить родной клочок земли,
чтоб стал он кладбищем и домом,
что был издревле защищён
не долларом и не "фантомом",
а словом, плугом и плечом,
чтобы не тягостные мифы,
а гул работы и борьбы
да тяжкий шепот хлебной нивы
рождали музыку судьбы.
1974-1978
Жажда иного мира
Жажда иного мира
Юрий Мамлеев
южинский кружок Культура Общество
из книги воспоминаний
Другая встреча той эпохи была с человеком, может быть, не такого таланта и глубины миросозерцания, как Свешников, но тоже Борисом, тоже художником и замечательным человеком по фамилии Козлов. Он был интереснейшей личностью и, кроме того, поэтом; окончил истфак МГУ, но вёл свободную жизнь художника сюрреалистического толка. Он не снискал такой известности, как Оскар Рабин, Олег Целков и другие мои знакомые. Но, тем не менее, этот человек очень быстро вошёл в самый центр Южинского. Его личность прямо-таки тянулась к тому, что у нас было определяющим. Когда Козлов увидел Мишу Каплана, то они просто были потрясены друг другом. Они были даже внешне похожи, и Миша потом написал хорошие стихи об этой встрече "со своим двойником", как он выразился. Они сразу стали друзьями и были неразлучны в то время. Но главное, что привнёс Борис Козлов в наше существование, это то, что он познакомил меня с человеком, который оказался в первом ряду тех эзотерических людей, коих немного и которые характеризовали метафизику Южинского. Это, конечно, были Евгений Головин, Владимир Степанов — до того. И вот появился он — Валентин Провоторов.
Козлов был с ним знаком по институту — Провоторов тоже закончил исторический факультет, преподавал историю. И вёл он внешне нормальную, семейную жизнь: жена, ребёнок, всё как полагается. Но говорить о Провоторове — это значит перейти к какой-то другой главе; об этом человеке нужно говорить отдельно. Но раз вышло так, что эта фигура выплыла хронологически, после моей встречи с Борей Козловым, со Свешниковым, если у меня есть силы говорить о нём и о "Шатунах"… Право, не знаю, есть ли у меня сейчас силы об этом написать, в данный момент… Я пребываю в некотором замешательстве. Думаю, что всё-таки лучше отложить разговор об этом совершенно уникальном персонаже Южинского. О нём ещё будет время поговорить.