Газета Завтра 18 (1170 2016)

Правда бытия: живые бродят по костям мёртвых, не сознавая того. Война подбирает не только погибших на передовой, но и живых. Миллионы скончались от ранений, от болезней в госпиталях, в тылу "на втором фронте", умирали у станка и на пашне, от тоски и одиночества, от голода и тяжкого труда, и тех жальников уже нет, их выпила мать-сыра земля, как нет и выселков, деревень, сёл и полустанков. Скоро осиротеет в запустении русская земля, а мы копаем с усердием вытлевшие кости, пренебрегая живыми. Такова философия либерала.

Говорят, что у нас нет идеологии, не записана в Конституции, живём, как на душу Бог (или дьявол) положит, дескать, идеология убивает "права человека", ставит его под ружьё, оскотинивает, высушивает личность, отбирает индивидуальность, выскребает ту самую "изюминку", что и делает из аморфного первобытного существа хомо сапиенс… Хотя без умысла и замысла Божия и птичка не чирикнет. И вот с усердием, противясь православной этике, восстав против Бога, упорно вчинивают в русское общество нравы потребления в виде образов и лозунгов, и ложных мифологем.. Притесняя ближнего, восклицают: "Никто не забыт и ничто не забыто". Хотя бездушная элита строит своё будущее на тщательно скрываемой философии менялы и шкурника: грабь награбленное, всё перетрётся-перемелется, скоро забудется, чёрное станет белым, а бесчестие правдою.

Алексей ШОРОХОВ. Я не совсем с вами согласен… Кости человеческие — не скотские кости, не звериные. Это и не кости даже, это — останки. Каким-то образом, нам неведомым, они порою превращаются в святые мощи. Даже не за праведную жизнь, не за подвиги. А как бы просто так, по случаю. И тут особая, вне человеческого разумения, тайна. Я не говорю о царской семье, останки которой вроде бы нашли в Ганиной яме. Но вот под деревней Верколой на реке Пинеге в семнадцатом веке был убит грозою пастушонок Артемий, двенадцати лет от роду. Он не совершил никаких добрых деяний, подвигов, никого не спас и никому не принёс благ, кроме тех, что помогал отцу-матери пасти скотинку. И вот через несколько лет вырыли его костки, а они — благоухают, светлые, нетленные. Стали крестьяне им поклоняться, и по молитвам приходила помощь. Так был вылечен Артемием Веркольским сын воеводы Пашкова. Пашков, мезенский воевода, поставил деревянную церковку, после возник монастырь, и Артемий Веркольский был признан поначалу местночтимым святым, а скоро слух о нём достиг столицы и царского двора, и над мощами деревенского мальчика был воздвигнут собор.

Владимир ЛИЧУТИН. Я не смею тут рассуждать, погружаться в мистические глубины, досюльные предания. Это особые розмыслы, требующие церковного знания, глубинного понимания святоотеческих писаний, которого у меня нет. Я не отрицаю божественной связи духа и плоти, таинственного сопряжения родственных чувств с матерью‑землёю, тоски и мук, не исчезающих и после смерти. И потому покойники постоянно приходят к живым, напоминая о нерасторжимости двух миров. Мечтания о том свете (как и тот свет) не раскрыты и никогда не поддадутся коварному деятельному уму, но всегда против нашей воли будут внушать о грядущей бесконечной жизни и о "восстанном" дне, когда праведники станут, в отличие от грешников, праздновать воскрешение. И напрасно атеисты этот свод напряжённых мыслей называют суеверием и мракобесием. Это нечто особое, живущее рядом, в зазеркалье, и не поддающееся нашему любопытству, как бы мы ни напрягали ум. Тут ни знания не помогут, ни церковь. Ведь никто не видел Бога, но и никто не может сказать, что Его нет. "Что-то такое подвидится", — так говорит простец-человек, не зная мудрёного философского языка.