Газета Завтра 21 (1018 2013)

Я читал где-то, что самым умным человеком на земле был  Аристотель. Но  Ньютон того же порядка,  всемирный гений первой пятерки. Как Рембрандт, Микеланджело, Рафаэль, и понятно, что выше их - не прыгнешь, каким бы ты панком-перепанком, не был. И вот Ньютон, человек такого масштаба,  двадцать  лет мурыжил то, что в школе  изучают за 2-3 урока.  

Та же история с Шёнбергом - почему-то понадобились годы чудовищного напряжения, колоссального анализа.   Потому что Шёнберг хотел делать музыку Вагнера, а фактически Рихарда Штрауса, на совершенно новых основаниях. И что бы она была не бессмысленным коллажом,  не продавленным принципом  "на первый, второй, двенадцатый рассчитайсь", а теперь перестроились,  и у нас получилась серия. Речь шла не о комбинаторной математике, а о том, чтобы это акустически имело смысл, чтобы это была экспрессивная романтическая  музыка, Шёнберг ведь -  последний европейский романтик. Он хотел, чтобы  и была стена звука, и при этом чтобы возник такой страстный романс как, например,  "Нет, не любил он", но  переданный  языком Велимира Хлебникова.

В течение двадцати  лет этот безумный профессор упирался и сварганил то, что перекосило крышу Бергу и Веберну, и они  втроём в несколько лет вообще изменили ход мировой музыки.

А потом Пьер Булез говорил, что оперный театр надо взорвать, а если в шестидесятых в некоторых сообществах произнести имя Шостаковича, то с тобой даже разговаривать бы не стали.   

Но вот выдающийся композитор-авангардист Маурисио Кагель сказал мне, что уже в середине семидесятых стало понятно, что линия Штокхаузена ведёт в тупик и нужно возвращаться к тому же  Стравинскому, к тому, что  было параллельно Шёнбергу.

Кагель говорил, что в других парадигмах не возникает таких проблем, как  в сериальной музыке. И все это интересно, и вполне оправдано, и легитимно, и имеет право быть. Можно писать тональную музыку или частично тональную, существует ряд путей между тональностью и додекафонией. Наконец,  можно разные додекафонии придумать - здесь тоже не всё так авторитарно, как это казалось Шёнбергу.

На мой вопрос - не поражение ли это,  Кагель сказал: "Нет, это свобода". И, слава Богу, и очень хорошо. Мы не скаковые лошади на узкой дистанции  - кто придет первым в дисциплине сериальной музыки, как себя мыслил Штокхаузен, и как он об этом писал.   

Такого рода отношение к музыке, или же к  написанию романа или картин - мне очень импонирует. Сёрьезные люди по двадцать  лет занимаются, у них не всё получается, иногда какая-то ахинея выходит,  переходные формы  существуют, пишут они об этом. Можно взять книгу и прочитать, что думал Шёнберг за три года до того  как изобрёл додекафонию.

И мне это интересно. Если сейчас кто-то готов инвестировать такую же степень серьезности, компетентности в изобретение. Даже не то, чтобы в изобретение чего-то нового, да чёрт бы с ним с новым. Нет такого императива - "делай новое или в супермаркете Интернета,  в mp3 ты не канаешь". Не можешь новое, хоть что-нибудь делай. И я не говорю, что существует только вариант -роман на  двадцать лет, иначе пошёл прочь. Получается коротко - пиши.  Но в короткий проект, в  финтифлюшку невозможно вкладывать годы.  Что писать как Хлебников может каждый - я слышал. Очень хорошо. Первое абсурдистское стихотворение может получиться в качестве пародии. Проблема во втором. Или на рояле - "блям-блям-блям", изобразить  фри-джаз в духе Сесила Тэйлора. Есть люди, у которых это получается. Вопрос, что ты сделаешь дальше. Если  сможешь, варьировать так, чтобы сыгранное через неделю или через год не было похоже на сыгранное сейчас, значит ты Сесил Тейлор №2 . Проблема-то в том, если ты сейчас "блям-блям-блям" и через год тоже самое, один в один, то получается, что ты отпечатался лицом или ладошкой и больше ничего. А если человек в этом абсурдистском, примитивистском ключе может годы работать, не валять дурака, не шокировать окружающих, а действительно  работать и сам что-то понимать, и есть некая референтная группа, которая понимает,  что он делает, то я утверждаю, что это интересно и оправданно.