Газета Завтра 24 (1228 2017)

Однако вот что ещё примечательно. Сказав, что погибло 42 миллиона советских граждан, академик безопасности тут же вздул эту цифру ещё на 10 миллионов — 52 миллиона. И рассуждает: "Из них около 23 миллионов гражданского населения. Общая естественная (!) смертность военнослужащих и гражданского населения могла (?) составить 10 миллионов  833 тысячи человек, в том числе 5 млн. 760 тыс. детей".

Во-первых, какая же это естественная смерть, если солдаты и офицеры умерли после ранения в боях с фашистами, а дети — из-за вызванных гитлеровской оккупацией голода и болезней? Впрочем, фашисты истребляли детей, как и взрослых, и другим, "скоростным" способом.

Казалось бы, приведя эти цифры, Павел Семёнович, академик-то, должен был бы обрушить свой гнев на немцев — на фашистов, на гитлеровцев, на эсэсовцев, на зондеркоманды. Однако во всей статье он ни разу не употребил — фу! — эти некрасивые слова. Весь кошмар он объявляет "результатом действия факторов войны". Скажите, пожалуйста! Никаких фашистов, никаких гитлеровцев и эсэсовцев, никаких душегубов и виселиц, а только — будем выражаться академически! — "факторы войны". Словно это не преступление извергов, а природный катаклизм, стихийное бедствие. Рядом с этим чего стоит "щемящая нота боли" этого гуманиста?!

Как самый веский довод для подтверждения названной им цифры потерь академик приводит четверостишье поэта Вадима Ковды:

Если только в моё парадное

Ходят три пожилых инвалида,

Значит, сколько их было ранено?..

А убито?

Убито, как правило, бывает раза в три меньше: ведь убить трудней, чем ранить.

Поэт сказал не то, что хотел: "три инвалида ходят…". Да ведь они могли не быть жителями его дома, а ходили к родным, знакомым и друзьям в этом подъезде, а жить могли где-то ещё.

Однако автор уверен: "Ковда масштаб потерь представлял совершенно правильно, достаточно было всего-навсего перемножить число парадных". Во-первых, кому известно число парадных, лучше сказать, подъездов в стране? Во-вторых, почему и как надо их перемножить, а не сложить? В-третьих, и что получили бы с учётом того, что инвалиды, как мы знаем, ходили, ходят и в чужие подъезды? Вот ко мне, например, захаживает на даче инвалид Миша Годенко, мой однокурсник по Литинституту! Академик, а ещё не постиг, что подъезды и сами дома бывают разные: есть дома с одним-двумя подъездами и двумя-четырьмя квартирами, и есть дома с многими подъездами и сотнями квартир.

Вадим Ковда знаком мне по Коктебелю. Однажды я вёл там литературный вечер. Ковда принимал в нём участие и читал стихи такого рода:

На улице

Сколько лиц, вином измятых,

Сколько челюстей гнилых,

Сколько зенок мутноватых,

Сколько хабальников злых.

Он жил в Москве, и, скорее всего, так он видел именно московские улицы и их пешеходов. Конечно, тягостно жить с таким видением сограждан. И при первой возможности Ковда укатил в Германию, давно живёт в Ганновере и едва ли пишет стихи о немцах с гнилыми зубами и мутными зенками. Они ему протёрли бы зенки. А тогда я ответил ему стихотворением "Разные глаза":

— Несносно на московских улицах! —

Сказал мне мой знакомый вдруг. —

Ведь так и хочется зажмуриться

От рож каких-то, от пьянчуг!..

Ответил я: — Ничуть не меньше

И у меня хлопот с Москвой:

Такая пропасть милых женщин,

Что так и вертишь головой!

А в московскую молодую пору Ковда жил в разных домах и подъездах. Был у него и такой адрес: Олимпийский проспект, дом 22, квартира 401. Вы слышите, академик, квартира № 401, а домик этот в 16 этажей. Если, как во многих домах, на каждом этаже по четыре квартиры, то выходит, что в подъезде, где жил Вадим Ковда, было 64 квартиры. А всего квартир, как видим, сотни. И вот на 64 его квартиры три приходящих инвалида…Согласны ли вы повторить, академик, что масштаб наших потерь Ковда представил совершенно правильно?

Если согласен, то закончить статью Павел Семёнович должен был бы хвалой Советскому времени и Советской власти, но для этого надо знать несколько и других цифр, а он, как и "Новая газета", знает только одну конечную — 52 миллиона. Что ж, приходится поработать за них.