Газета Завтра 267 (2 1999)

не сок, а сукровица, слизь и гной, —

с “Последним искушением” Скорсезе

отождествили вы свой дух и строй!

Мы — выше вас, и эта мысль проста:

свои идеи непреклонно сея,

мы не подняли б дрын на Моисея,

как вы в безумстве ныне на Христа.

Обкуренная пошлостью реклам,

похабной болтовней телеэкранцев,

вам — во своей державе иностранцам —

в свой срок Россия врежет по рогам,

которые за эти десять лет

у вас набухли и окостенели...

Исподнее стирающим в купели

вам до моей России дела нет.

Но есть —

“есть Божий суд, наперсники разврата”,

когда национальная утрата

моей страной ее сыновьих прав

вам отольется... Впрочем, не слезами.

А чем? Час грянет, — и узрите сами.

И будет гневен Бог,

Вам даже слез не дав.

3. “ПРОСНИСЬ!..”

Как сладострастно унижать

нас, русских, стали напоказ,

сочтя, что будем скрежетать

зубами лишь

в который раз!..

Как откровенна сволота,

облив помоями Христа!

Не автомат, а Крест беру,

как никогда, служа Добру,

и отправляюсь на войну,

религиозную войну.

Давно Россия за Христа

не шла в Москве на правый бой...

И вновь растрепанной толпой

мы месим грязь, сомкнув уста.

Проснись, страна кукушек,

кряхтя от колотушек!

ПРОСНИСЬ!..

* * *

А зачем нам плакать о России,

причитать,

если мы у Бога не спросили —

кто же тать?

Если Крест лишь на словах нам дорог,

как и честь,

то, быть может, самый страшный ворог —

я и есть?

Новые и подержанные автомобили opel astra 7 от официального дилера General Motors в Петербурге.

Виктор Пронин ПРОЩАЙ, СТАРИК ( фрагмент романа )

НА ЭТОМ СЧАСТЛИВАЯ ЖИЗНЬ преуспевающего красавца-банкира Владимира Николаевича Апыхтина, можно сказать, и закончилась. Началась другая — пьяная, полная лишений, смертельного риска и крови. Да, всего этого оказалось в его жизни более чем достаточно. Так бывает, происходит какое-то событие, неожиданная встреча, да что там встреча, слово, взгляд, жест могут переменить жизнь настолько, что невольно начинаешь делить свою жизнь на ту, которая бывала до, и которая пошла после. У Апыхтина это был телефонный звонок, когда он, выпроводив захмелевшего от недоедания поэта и пообещав ему деньги на книгу, вернулся к своему столу, на котором настойчиво дребезжал-ворковал телефон самого настоящего японского производства.

— Да! — сказал Апыхтин, поднимая трубку, весело сказал, напористо, готовый ответить на любой вопрос, решить любую задачу, ввязаться в любое дело, которое было по плечу ему самому, его банку, его друзьям.

— Владимир Николаевич? — спросил незнакомый мужской голос, и с первыми его звуками все веселие Апыхтина как рукой смело, не осталось в нем ни игры, ни шалости. Голос был служебный, по цвету серый и какой-то неживой — все эти оттенки Апыхтин узнавал сразу.

— Да, — ответил он и ничего больше не добавил, хотя обычно сыпал прибаутками вроде: я вас внимательно слушаю, говорите, пожалуйста, банк Феникс на проводе и так далее.

— Говорит капитан Юферев.

— Очень приятно, — настороженно произнес Апыхтин. — Слушаю вас.

— Звоню из вашей квартиры.

— Так, — произнес Апыхтин, с трудом осознавая происходящее. — Вы хотите сказать... Что-то случилось?

— Да, — голос капитана был все так же сер и мертв.

Апыхтин почувствовал, что не может стоять и, обойдя вокруг стола, не отнимая трубки от уха, сел в свое мягкое глубокое кресло, сел, как упал, как опрокинулся навзничь.

— Что-то печальное? — спросил он.

— Да.

— Совсем печальное?

— Да, — сказал капитан.

— Вы сказали, что звоните из моей квартиры? — если бы Апыхтин услышал сейчас самого себя, то ни за что не узнал бы. — Как вы туда попали? Вас Катя вызвала? — Апыхтин невольно задал единственный вопрос, который еще таил в себе надежду на то, что не все так плохо, как показалось ему с самого начала.

— Дверь была раскрыта и я вошел... С сотрудниками.