Газета Завтра 272 (7 1999)

Руководит работой подстанции заведующий Леон Меликович Акопов, невысокого роста, с умными и добрыми глазами, выглядит чуть устало и озабоченно. Журналисту, однако, обо всем говорит бодро и успокоительно: “Все у нас нормально, справляемся”. Хвалит своих подчиненных, технику и машины. Деньги здесь людям платят, хоть и не большие, но, по словам заведующего, день в день. Врач с максимальным стажем работы на “Скорой” получает чуть больше тысячи рублей, а фельдшер — шестьсот. Прожить в Москве на такие деньги сложно, тем более нельзя прокормить семью.

Центральная подстанция — самая крупная в Москве и в России. Здесь базируются 27 бригад “Скорой помощи” — 14 линейных и 13 специализированных. Это — громадное хозяйство, сотни людей, аппаратура и тому подобное. “Руководить жизнедеятельностью такого гиганта очень сложно, — сетует Леон Меликович. — С одной стороны лучше было бы создавать побольше маленьких подстанций — проще управлять, ближе добираться до больных. Но с другой — только на базе таких громадных подстанций, как Центральная, можно организовать специализированные бригады”.

Центральная подстанция — самая первая в Москве. Здесь возникла и стала разрасться московская “Скорая помощь”. Созданная в 1919 году, подстанция приняла первый свой вызов 15 октября 1919 года. Скоро Центральная отметит свой 80-летний юбилей.

Центральная подстанция оснащена лучше всех в России. Тут Леон Меликович добрым словом вспоминает Газпром, подаривший Москве три года назад 30 новых реанимационных “мерседесов”, — они достались Центральной.

Центральная подстанция частенько помогает соседям. Ее бригады, особенно специализированные, выезжают на окраины столицы, в Подмосковье и даже в соседние области, когда там не могут справиться своими силами.

Всего в столице сейчас уже больше пятидесяти подстанций “Скорой помощи”, и их продолжают строить. Эта мощная система в прямом смысле принимает на себя боль и ужас мегаполиса с именем Москва.

..."Девятка" едет на базу, как здесь говорят, — “домой”. Вавулков, фельдшер с пятилетним стажем, говорит, что сильно достали шутники с ложными вызовами. Бригада мечется где-то в дебрях, куда ее вызвал какой-нибудь придурок, поигравшийся с телефоном, а в это время кому-то действительно нужна реанимация. Бывают неприятности, когда на место ДТП или перестрелки бригада приезжает раньше милиции, — потом долго таскают в качестве очевидцев. Получается, что между сутками дежурства вместо отдыха приходится целыми днями сидеть в милиции. Еще бывает, пострадавшие отказываются от помощи. Обычно так себя ведут самоубийцы, раненные в разборках и наркоманы. Таких приходится спасать силой, к таким обычно посылают бригады, где врач и фельдшера — мужчины.

Заверещала рация. Диспетчер Центральной передает девятой вызов: “Девочка, один год, инородное тело в носу”. Машина, не доехав до базы, круто разворачивается и едет по указанному адресу. Водитель — Николай Иванович Куделин, за рулем с 70-го года, с 81-го работает в этой бригаде.

Свернув с проспекта в проулки, ловко проезжает дворами, находит нужный дом. Бывает, говорит, подолгу приходится кружить в поисках дома, откуда был вызов.

Приехали. Маленькая и миленькая девчушка по имени Лиза, кушая изюм, засунула себе в нос крупную изюминку. Мама не смогла вытянуть это “инородное тело” сама и, испугавшись за свое чадо, вызвала “Скорую”. Девочку вместе с мамой сажают в машину и везут в больницу к ЛОРу. Бригаде снова не пришлось применить свое мастерство. “Ну и слава Богу!” — думаю я. По дороге снова застряли в пробке. Водитель рассказывает, как осенью в пробке чуть “не потеряли” — жаргон “скорой” — больного, случайно выстрелившего в себя милицейского опера. Простояли больше сорока минут.

Отвезли Лизу в больницу. Возвращаемся “домой”. Спрашиваю, как выглядит реанимация. Наверное, в несущейся на безумной скорости по шоссе машине совершается этот бой за человеческую жизнь. Сергей Михайлович Терехов — фельдшер, объясняет мне, что нельзя проводить реанимацию на ходу — машину трясет и производить точные выверенные реанимационные действия невозможно. Слишком велик риск ошибиться. На любом резком повороте можно просто упасть на больного. Если положение становится критическим, останавливают машину и начинают реанимацию прямо на месте — в машине есть все необходимое. “Так что самое плохое — это когда реанимобиль стоит посреди улицы, — объясняет Терехов. — Это значит — дела совсем плохи. И там, за стеклами, бригада в одиночку борется за человеческую жизнь”.