Газета Завтра 294 (29 1999)

В большом конверте было две фотографии. Фотокопия автографа: "Другу детства Саше Борзенкову и его семейству. В. Шукшин. Стростки, май 1967 г."

На другом фото — Шукшин в матросской форме, треугольник тельняшки виднеется из-под бушлата, на бескозырке надпись "Черноморский флот". Глаза хранят тайну, в них застыла печаль. Брови срослись (в народе говорят, "на счастье"). Красивый, молодой, по лицу даже не подумаешь, что он уже в то время страдал язвой желудка...

Узнать побольше о Борзенкове мне помогла Анастасия Сергеевна Пряхина, о которой я уже писал. Пряхина встретилась с Борзенковым, который, в частности, рассказал ей и такой случай: "Домой, в Сростки (из техникума в Бийске. — А. Л.), нашли прямую дорогу через Мало-Угренево, Светлоозерск, Енисейское. Вышли, небо вроде чистое. Ветерок чуть-чуть подувает. Оставили лес позади. Вышли на поле, а здесь завихрение. Пока было светло, по дороге шли, хоть ее и перемело почти. Стало темнеть. Вскоре поняли — заблудились. Упорно шагаем вперед. Вдруг я увидел огоньки, обрадовался, загорланил: "Ребята, живем! Деревня близко!" Показываю на эти огоньки. Вася (Шукшин. — А. Л.) как обухом по голове: "Волки!" Я тоже понял — огоньки передвигались, приближались к нам.

Перетрусили здорово, но спас здравый расчет. В карманах были спички — мы все тогда курили. Стали пучки сена скручивать, поджигать и — вперед. А волки все ближе и ближе. Да много их, штук двенадцать. От нас бы лоскута не осталось — голод и для них не тетка. Мне сейчас кажется, что они от нас были метрах в тридцати, когда услышали мы лай собак — хутор. Ввалились в избу, бабушка запричитала: "Да милы вы мои, господи, да как же вы ушли-то от них, окаянных! Вчера телку и овцу задушили, оглоеды".

Позже Шукшин напишет рассказ "Волки". Но в том рассказе писатель рассказал не о том, как когда-то его чуть не растерзали волки, а совсем другую историю. Но возможно, толчком к написанию рассказа "Волки" для Шукшина послужил эпизод из его жизни.

НАРОДНЫЙ ПАМЯТНИК

Над Севастополем шли свинцовые тучи, готовые вот-вот обрушить на землю грозу и ливень. Но собравшиеся на концерт хора черноморцев расходиться не собирались. Сильные, басистые голоса звучали так, что у слушателей захватывало дыхание.

Товарищ, я вахты не в силах стоять, —

Сказал кочегар кочегару, —

Огни в моих топках совсем прогорят;

В котлах не сдержать мне уж пару...

На палубу вышел — сознанья уж нет.

В глазах его все помутилось,

Увидел на миг ослепительный свет,

Упал... Сердце больше не билось...

Прислонившись к одинокому тополю, стоял, потрясенный песней, двадцатилетний юноша. Смоляные, сросшиеся брови, молодое лицо. Песня острой болью вошла в его сердце... Комок подступил к горлу... Он смахнул непрошеную слезу. Закурил. Вспомнил мать из далекого сибирского села... Как во сне, перед ним дорогой облик отца, которого в 1933 году по ложному обвинению арестовали как "врага народа". А он даже не знал, что отец расстрелян... Юноша задумался, затоптал недокуренную папиросу, про себя повторил: "Сердце больше не билось..."

Сердцу этого матроса предстояло поддерживать огонь в своей топке еще двадцать пять лет. Это был Василий Шукшин.

... На нашем вечере музыка не играла. Мы собрались, чтобы помянуть Шукшина, в 1980 году был день его смерти. Сходили на кладбище. Об этих поминках сообщил мне заранее режиссер киностудии имени М.Горького Юрий Григорьев. Среди других оказался москвич Василий Матвеевич Ермилов, который в свое время служил на Черноморском флоте. Так вышло, что в его подчинении побывал и Шукшин. Отношения между ними сложились добрые. Такими они и остались.

Ермилов старше Шукшина на год. А родились в один и тот же день — 25 июля.

— Последний раз встретились мы с Макарычем, — вспоминает Ермилов, — 28 апреля 1974 года в Москве. Шукшин уезжал на съемки фильма "Они сражались за Родину". Собирался он туда без всякой охоты. Может, предчувствовал... Сказал мне на прощание, что снимается в последнем фильме, после чего уедет в Сростки к матери и будет писать, писать, писать... А задумки и планы в отношении литературы у него были обширные. Мы договорились увидеться 2 октября. (В тот день Шукшина не стало. — А. Л.). Не довелось... Утрата была слишком тяжелой и невосполнимой. Если у вас нет фотографий похорон Шукшина, то я вам дам пленку. Мне одному из немногих удалось снять редкие моменты в часы похорон. Не могу без волнения, без слез слушать песню "Калина красная грустит о Шукшине" в исполнении Людмилы Зыкиной... Ермилов закурил и вышел на кухню... А я тем временем подошел к стеллажу с книгами. Мое внимание привлек роман Шукшина "Любавины". Осмелился взять в руки. На титуле написано: "Васе Ермилову, другу, человеку, в память о прошлом и в надежде на будущее — автор. Москва. 1965 г. Шукшин".