Газета Завтра 308 (43 1999)

В части, которую покинули двенадцать парней, конечно, тут же заметили их исчезновение. В “погоню” за беглецами отправился замполит. Поздно вечером появился он в Доме Советов, нашел полковника, потребовал немедленно выдать ему курсантов. Долго, не в силах скрыть страха перед тем, что ждет его в случае неудачи, косясь на бойцов добровольческого полка, уговаривал курсантов вернуться в часть, обещал, что никого из них не накажут. Все, мол, “будет забыто”. Ребята твердо отказались. Замполит, все больше переживая, отнюдь не за них, а за собственную карьеру, за погоны и должность, сорвался на крик, орал, как привык орать на плацу и в казарме. Но сейчас его крики не действовали на подчиненных: мог ли человек, еще вчера учивший их, как надо Родину любить, убедить их теперь, по его примеру, изменить и Родине, и Присяге? Замполит все равно кричал что-то про устав, якобы требующий от курсантов сделать то, что сами они считали изменой и позорным предательством. Кончилось тем, что полковник велел ельцинисту убираться из здания. Рявкнув на замполита и наставив на него ствол автомата, измотанный за все эти дни и ночи полковник стал считать до трех... Присев от страха, грузная туша переродившегося “офицера-воспитателя” быстро засеменила к выходу. Под хохот стоявших рядом казаков и офицеров предатель выскользнул в дверь. Выскочил на улицу, понесся по площади, протискиваясь через толпу. Спотыкался, в ужасе ожидая то ли автоматной очереди вослед, то ли пинка под зад от любого из столпившихся на площади людей. Эти люди, эти советские офицеры, их красные знамена были тем, за что воевали когда-то его отец и дед. Теперь он предал все это, с позором и страхом бежит от них, отворачиваясь от плевков в лицо.

ПОТОМ ПОТЯНУЛИСЬ долгие дни осады. Курсантов перевели в подчинение министру обороны Ачалову. Они были в составе его личной охраны, повсюду сопровождали генерала. Наверное, несколько месяцев назад, когда их переводили из курсантов в солдаты, никто из них не мог и предположить, что скоро они будут служить у самого Ачалова, легендарного вэдэвэшного главкома!

Дальнейшие события вокруг Верховного Совета известны всем. Волей судьбы, а прежде всего волей собственной, курсанты оказались в эпицентре трагических событий тех дней. В Доме Советов они пробыли до 4 октября, вместе со всеми другими его защитниками приняли неравный бой с ельцинскими наемниками. Курсанты сражались здесь в одном строю, плечом к плечу с лейтенантами, майорами и полковниками. В своем подвиге все они были равными.

К вечеру, когда разгром восстания стал очевидным, защитникам Дома Советов пришлось прорываться наружу. Ползком, под огнем снайперов, курсанты пробирались вниз по знакомой лестнице. Утыкались лицами в опаленные огнем ковры, в разорванные танковыми снарядами тела, в чьи-то разбитые головы, в холодеющие руки и ноги, скользя по кровавым лужам, задыхаясь в дыму пожара. Все те же коридоры, что недавно глотали топот сотен ног, бодрый смех защитников и самих курсантов, где эхом разлетался хохот от соленых армейских анекдотов... Теперь эти стены принимали в себя кровь, стоны, боль и смерть. Жутким был переход по зданию с развороченными танковыми снарядами стенами. Везде трупы, распотрошенные радиостанции, разодранная одежда. С дрожью узнавали среди лежащих тел знакомых и друзей, с кем успели сойтись за время осады. Женщина, убитая возле окна наемником-снайпером. Старик, увешанный фронтовыми орденами и медалями. Сквозь синий старомодный пиджак из-под медалей густо течет кровь. Громивший когда-то фашистов, защитивший русских детишек от печей концлагерей, старик погиб от руки какого-то выродка, выросшего из тех, кого он тогда спасал. В свой последний бой старик пошел в 93-м, как в 41-м, — без оружия против танков...

ДО СИХ ПОР неизвестна дальнейшая судьба этих двенадцати курсантов. Кто-то говорит, что несколько из них геройски погибли, даже вроде бы видели их тела. Но точно известно, что часть из двенадцати все-таки уцелела. Трое чудом прорвались через кольцо убийц, просочились во двор одного из ближайших жилых домов. Вскочили в подъезд, позвонили в первую попавшуюся квартиру. Им повезло: хозяева тут же впустили к себе перемазанных кровью, пропахших дымом и порохом бойцов. Пробовали накормить их, но еда не шла в горло, рвалась обратно — перед взорами были еще взрывы и развороченные тела. В телевизоре “сиэнэнщики” смаковали разгром, показывали горящий Дом Советов.