Газета Завтра 330 (13 2000)

ВЕРНО! В МОЕЙ ПАМЯТИ всплыли два эпизода все той же "Смоленской войны". Немцы взяли было "в моду" гонять наших пленных на минные поля, выталкивали на них под дулами автоматов, а сами, стоя в оцеплении на дорогах, наблюдали за взрывами и весело гоготали. Уцелевших пристреливали. Между прочим, в одном из наших фильмов, к чести его создателей, такая сцена была воспроизведена с документальной точностью. В ответ на это партизаны во главе с одним отважным командиром, которому не занимать было решительности (благо, Москва далеко, согласовывать не с кем), то же самое проделали с пленными немцами, причем офицеров заставили идти впереди своих солдат. Но не гоготали в оцеплении, а молча и хмуро смотрели, как те подрываются. А оставшихся в живых, бледных и дрожащих от страха, просто... отпустили. Даже без напутственных слов в духе Александра Невского. А теперь внимание! После этого "урока устрашения" немцы у нас уже никогда больше не гоняли пленных на мины.

А вот и другой эпизод, еще более выразительный, о котором мне рассказывал А.И.Новиков, один из руководителей отряда "Дедушка". В деревне Морозово в начале снежного февраля 1942-го застрелили немца. На следующий день сюда двинулся карательный отряд. Партизан предупредили, и те устроили в деревне засаду. Расположена она в лощине, поэтому два имевшихся пулемета установили в крайних хатах — у входа и выхода, все остальные залегли вдоль дороги. Пулеметчик у входа, молоденький паренек, увидев колонну, задергался и уже готов был нажать на гашетку. Но командир держал у его виска наган: "Начнешь без приказа — убью! Пусть втянутся все" (этим командиром и был сам рассказчик). Все получилось, как задумано — каратели попали в огненный мешок, из 53-х человек не ушел ни один... Стали разбирать трофеи и обнаружили огромную связку веревок с петлями, которой с лихвой хватило бы на всю деревню. Распалились (возможно, подогретые самогоном) партизаны: раздели догола уже застывших на морозе убитых и... повтыкали их в ряд головой вниз вдоль всей деревенской улицы. Шокированный читатель легко может представить себе эту картину. А теперь — внимание! После этого "урока устрашения" у нас не было больше ни одной "хатыни".

Вообще, это великая вещь на войне — демонстрация противнику "серьезности своих намерений", внушение ему нехитрой истины — за жестокости и злодеяния неотвратимо возмездие, причем, как говорят сегодня, "адекватными мерами". Хотите еще более разительный пример на эту тему — на этот раз из прошлой чеченской войны? Хотя почти уверен, что, щадя читателя, редактор выбросит его из текста.

В санатории в декабре прошлого года автор этих строк познакомился с симпатичным приветливым парнем, который резко выделялся из общего "пенсионного контингента". Оказалось, человек не очень афишируемой профессии — "ликвидатор", командир взвода. Назову его А.Ш. и попытаюсь передать от первого лица его рассказ:

"Однажды чечены коварно подстерегли и захватили в плен моего солдата. А вскоре подбросили нам его изуродованный труп. Боже! Что же они с ним сотворили!.. Не было на теле места, над которым бы не надругались. А как изощрено, изуверски его пытали эти "джигиты". Дальше, видя сжатые челюсти и слезы моих солдат, я уже действовал, как во сне. Велел собрать на площадь поселка всех до единого человека. Впереди построил презрительно ухмыляющихся старейшин и велел привести захваченного накануне в схватке боевика, который отчаянно сопротивлялся и уложил двоих наших. Приказал раздеть его до пояса и привязать к столбу. Достал свой десантный, острый как бритва нож. Почуяв недоброе, он вдруг заверещал, как поросенок (вот она и вся их отвага: вырезать наших целыми семьями, насиловать и убивать детей, прятаться за спинами стариков и женщин — это они могут, а вот когда им угрожает смерть, да еще страшная, ведут себя как последние и подлые трусы). И тогда я сделал то, что задумал: одним взмахом вырезал у него печень и швырнул к ногам старейшин, повторил еще пару излюбленных приемов боевиков. И только тут увидел на их лицах подлинный, настоящий ужас. И сказал короткую речь: "Я вас не боюсь и не прячу свое лицо, но и ваши лица тоже запомню. Вот этого передайте своим. Знайте: если случится что-то подобное, то такое я проделаю со всеми вами..." Наверное, я был близок к помешательству, не знаю. Но чем все это кончилось? Через несколько дней чеченам удалось подстеречь и схватить моего ефрейтора. А назавтра они вернули его живого и невредимого, видно, боялись, что мы можем подумать, что они что-то там с ним сотворили. Вот так!"