Газета Завтра 339 (22 2000)

Слушаю этот новый альбом у себя дома. Кручу в руках "поясниловку" к кассете. И вижу в прикольном духе исполненное дополнение в скобках к песне об оперативниках (опера). Только наполовину шутка, думаю. Потому как некоторые песни вполне бы могли сойти за арии в рок-опере из народной жизни. Думаю, еще одно усилие — и команда "Любэ" может увенчать русский рок в классическом жанре. Уж коли Расторгуев одолел сольный концерт, то с несколькими выходами в главной партии вполне бы управился. А какие либретто на кэйборд просятся! Какие "Иваны Сусанины"!..

Пустим фонограмму из "Жизни за царя". Арию Ивана Сусанина. Смикшируем звук. И тоже попробуем описать судьбу солдата после войны, а также и судьбу комбата. На основе документальных свидетельств одного негромкого, тоже уголовного дела в Москве.

3.ОДНОПОЛЧАНЕ

Утром он выломился из своего подъезда, как всегда в распахнутой шинели и с пластмассовым пистолетом в руке. Просоленные ботинки скользили на ледяных волдырях тротуара, разбрызгивая весенний гной. Сумка на длинном, как пилотская планшетка, ремне хлопала по ноге. На перекрестке он накренился, "вз-з-з", сменил курс, и далее полетел — руки по швам — ракетой.

Боеголовка, втянутая в воротник шинели, продавливала бурый туман, взбитый на проспекте колесами автомобилей. От темени до уха пропаханная на волосяной стерне белая борозда казалась сварным швом — осколком садануло воздушного десантника Николая Аришина под Чабанмахи. В тот момент душа его молекулами мыслей и чувств впрыснулась в божественную кавказскую синеву, рассеялась до небесной прозрачности, а в следующий тихий миг, пока араб перезаряжал миномет, она, душа, усилиями какого-то бледного, рахитичного ангела была спущена обратно десантнику под сердце все теми же частицами и компонентами, но в несколько ином порядке. Так что после госпиталя солдата Аришина переселили в Кащенку.

Обмундирование затерялось. На выписке сестрички обрядили Колю в первое попавшееся сукно, и как потом мать ни упрашивала надеть куртку, он зимой и летом ходил в шинели, на одном лацкане которой трепыхалась его законная медалька, а на другом — фонарем светила брошь с изображением десантного генерала Варанова, выпущенная для его избирательной губернаторской кампании.

Крылья-руки выдвинулись из корпуса ракеты. " Вз-з-з". Вираж влево закончился посадкой у газетного киоска.

Тетка за стеклом умилилась морде Коли, как доброй собаке, вставшей на задние лапы.

— Кто к нам пришел! Коля к нам пришел! Хороший парень. Здравствуй, Коля.

А он заговорил куда-то вбок, с подвывом, горлом трубил восторженно, и губы его обливались слюной.

Несколько залежалых газет тетка просунула в щель. Коля погрузил их в сумку, закрыл "бомбовый люк" на молнию и включил форсаж.

Когда он закончил облет киосков и с Беговой вырулил на Хорошевку, то сумка у него раздулась от даров.

Милиция щадила Колю, дамочки пугались, а старухи любили за низкую цену его прессы.

Торговое место у Коли располагалось на мраморном парапете у выхода из метро. Рукавом шинели он досуха вытер шлифованные плиты, разложил товар, и камнями, железками со дна сумки придавил испечатанные листы. В ожидании покупателей пристроил к плечу первую попавшуюся газету, и как-то, не поворачивая головы, половинкой скошенного глаза, а может быть, и четвертушкой (кто знает, сколько там, под расколотым черепом, осталось невзболтанного мозга в районе зрительных нервных центров), стал ущупывать в буковках какой-то смысл.

На другой стороне мраморной подковы настоящий газетный развал держал парень в валенках с галошами, в шубе и непродуваемой плащ-накидке. Увидав Колю, он подошел к нему со свежим "московским сплетником" и показал в газете фотографию генерала Варанова возле легкомоторного самолета, подаренного правительством за кавказские подвиги. Газетный торговец щелкал пальцем по броши на груди Коли, по снимку и пояснял:

— Он на Ходынку сегодня прилетает. На этом аэроплане.

Для доходчивости газетчик еще раз показал на рекламную брошь, на фотографию и в сторону летного поля за ближайшими домами... Бизнес страдал — времени не оставалось для толкования. Напоследок он подарил Коле номер "сплетника", раскинул руки, тоже изобразил самолет, загудел, чем вызвал ревность Коли, и "улетел" к своему товару.

Боеголовка в воротнике шинели стала медленно перенаводиться на новую цель. И по тому, как задрожала газета в руках Коли, будто крыло самолета в флаттере, а коричневые пластилиновые губы вылепились в жутковатую улыбку, стало ясно, что главное дурачок понял.