Газета Завтра 34 (1238 2017)

Она не такой лирик, чтобы её стихи подобострастно обставляли лингвистическим частоколом. Сколько, скажите, раз мы продирались сквозь воспетые ею полные детских тайн душные малинники и густую крапиву, в каких Рубцов когда-то подсмотрел один из своих шедевров. В таких случаях многие по-своему тоже были поэтами. Даже в душе пытались запомнить какие-то слова, но те исчезали, таяли как туман у утренней реки. Оставался на душе лишь малиновый звон. Потом, конечно, впечатления превращались в пословицы, поговорки, прибаутки, частушки. Очень густо перемешанные со школьными программами по литературе. У Сырневой (кстати, в своё время учителя-словесника) они вылились в современные образцы поэзии. Я специально не говорю — женской. Истинная русская лирика всегда женственна в своей основе. Даже самая брутальная. Может, потому, что Россия, а значит, и её Поэзия, находится под Покровом Богородицы.

В городе наблюдения, конечно, тоже кристаллизуются. Только очень уж технично и в университетском духе. Как учил нас нормам русского языка незабвенный академик Розенталь. Вот почему Сырневой — поэту из Кирова, родившемуся в учительской семье в деревне, с выжившим в годы повальной интернационализации названием Русско-Тимкино, надо было обязательно поехать в ближний вятский городок, чтобы, не фальшивя, вновь заговорить на языке детства. Только уже более умудрённой опытом, сыном ошибок трудных. Собственное лицезрение событий, особенно далёкой глубинки, ни в одном томе с золотым обрезом не вычитаешь. Разве что в книге своей судьбы.