Газета Завтра 348 (31 2000)

В историю наших западных соседей вписано множество славных страниц, и одна из наиболее ярких — знаменитая Грюнвальдская битва 1410 года, когда соединенная польско-русско-литовская армия разгромила войска Тевтонского ордена, остановив “дранг нах остен” немецких феодалов. Были периоды, когда казалось, что именно Речь Посполита будет доминировать на востоке Европы, что “польский путь” восторжествует. Достаточно напомнить, что герцогство Пруссия и Австрийская марка пребывали в вассалах польского короля не год и не два — десятилетиями. Да и “русские медведи” в лихую годину Смуты готовы были возвести на престол польского королевича.

Но все эти благоприятные моменты не были использованы, и к концу XVIII века польский народ: храбрый, трудолюбивый, природно талантливый,— оказался лишен и собственной государственности, и, более того, собственной исторической миссии, стал использоваться ведущими европейскими державами в качестве инстру— мента их антирусской политики. Почему такое оказалось возможным?

Дело здесь, скорее всего, в правящей верхушке Польши, которая отличалась не только приверженностью своим “шляхетским вольностям”, но и полным нежеланием радеть при этом о судьбах собственной страны, заниматься государственным строительством. В немецком литературном языке давно и прочно бытует фразеологизм “Polonische Wirtschaft”: буквально “польское хозяйство”, а по смыслу — вопиющий беспорядок, бардак, как антипод немецкого порядка, Ordnung’а.

Кроме того, польские магнаты, а за ними — и шляхта в целом, не только всячески попирали и презирали собственных “хлопов”, считая их буквально скотом, “быдлом”. Они отдали все хозяйство страны на откуп еврейским “факторам” — особенно на бывших землях Киевской Руси, заселенных, по католическим понятиям, “схизматиками”.

А уж умением выжать из подневольных рабов лишний злотый (рубль, доллар) еврейские ростовщики отличались всегда. Их господство на будущей Украине в XVI-XVII веках вызывало постоянные восстания “против жидов и ляхов”. Спросите у современных евреев о том, что значит для них маленький украинский городок Умань...

Все это, вместе взятое и привело к резкому ослаблению Речи Посполитой, ставшей лакомой добычей для своих соседей и недавних вассалов. Видит Бог, не будь матушка-Екатерина родом из Гессен-Дармштадта, может, и осталась бы Россия в стороне от трех “разделов Польши”, в которых больше были заинтересованы Австрия и Пруссия. Но “вину” за исчезновение Польши с политической карты Европы того времени почему-то дружно валят на одну Россию. Хотя те же самые карты свидетельствуют: собственно польские и литовские земли достались вовсе не России, которая получила только территории (да и то далеко не все) древнерусских княжеств, захваченных польскими и литовскими феодалами после татаро-монгольского разгрома Руси.

И многочисленные польские восстания под лозунгами “борьбы за свободу” почему-то всегда инспирировались верхушкой польского общества, которая тем самым отводила на “москалей” недовольство и гнев собственного, обездоленного ею, народа, а потом тихо-мирно “уходила в кусты”, представляя “хлопам” расхлебывать кровавую кашу — до следующего восстания. И так без конца.

1794 год. Речь Посполита пережила два раздела, но еще существует как самостоятельное государство, хотя и в сильно урезанных границах. Так называемый “четырехлетний(!) сейм” наконец что-то делает в направлении назревших государственных реформ. Но тут же собравшиеся на Торговицкую конференцию ясновельможные магнаты аннулируют решения сейма и... обращаются за поддержкой к России. Новая межшляхетская смута превращается в “народное восстание против русских”, возглавленное отважным Тадеушем Костюшко. Результат предрешен заранее: зачинщики смуты отходят в сторону, восстание подавлено, следует III-й раздел Польши.

Нужно сказать, что захваченный в плен Костюшко был вскоре освобожден вместе с двенадцатью тысячами своих соратников и благополучно окончил жизнь на швейцарском курорте в 1817 году. Такую же мягкость “царские сатрапы” проявили и к ярому врагу России Шамилю — это “своих” разиных да пугачевых беспощадно четвертовали на площадях.

Так что миф о царской России как “тюрьме народов” следует оставить на совести советской историографии. Миф этот имел гораздо больше оснований в самой России, чем в Финляндии и той же Польше, где никогда не было “расейского” крепостного права, действовала конституция и так далее, и тому подобное.