Образованному еврею хорошо бы знать и то, что фашисты прежде всего принялись за коммунистов и лишь потом — за евреев: знаменитый процесс над Георгием Димитровым по обвинению в поджоге рейхстага, на котором коммунист загнал в угол и снял штаны с фашиста-обвинителя Геринга, начался 21 сентября 1933 года и продолжался три месяца, а антисемитскую "Хрустальную ночь", во время которой было убито 36 евреев, фашисты учинили через пять лет, с 9 на 10 ноября 1938 года. А до этого все пять лет в гитлеровской Германии, где, судя по числу разгромленных и сожжённых, было около 300 синагог, больше 800 магазинов и предприятий, принадлежавших евреям, никто их не трогал. А поводом к этой "ноченьке" послужило убийство 7 ноября в Париже польским евреем Гершелем Грюншпаном советника германского посольства.
Евреи не были главной целью и главной жертвой фашизма. Главным для них было хаусхоферовское Lebensraum (жизненное пространство). А евреи никакого "пространства" не занимали, они жили среди других народов, государства Израиль ещё не было, да он по своей малости и не заинтересовал бы Гитлера. Подходящие пространства занимали славяне, больше всего — русские. Об очищении прежде всего от русских пространства до Урала немцы и мечтали, потому русские и были их главным врагом, подлежащим уничтожению.
В безвозвратных потерях Великой Отечественной войны русские составляют 66,40%, евреи — 1,64% (Г.Ф. Кривошеев "Книга потерь", М., 2009, с.52).
Тот же юдофил Евтушенко был прав: "Самое подлое из лжесвидетельств — лжесвидетельство о войне". Хотя сам этим и занимался. И если одни твердят о безвинном истреблении фашистами мирных евреев, то другие стараются дополнить это сетованиями о несправедливости в награждении евреев на войне.
Вспоминается не столь давняя телепередача "Без ретуши" накануне очередного Дня Победы. Ведущий Сергей Торчинский говорил писателю Григорию Бакланову, герою передачи: "Я знал участника войны Гурвича. У него было два ордена Красного Знамени… Вам, фронтовику, известно, конечно, как трудно было человеку с такой фамилией получить две столь высокие награды". Так и сказал: с такой, мол, трудной, непроходимой фамилией. Я замер. Ну, думаю, сейчас мой старый друг Гриша, однокашник по Литературному институту, врежет этой балаболке. Уж Гриша-то, писатель-фронтовик, еврей-интернационалист, знает правду.