Газета Завтра 441 (19 2002)

Штыковой удар сибиряков можно сравнить по мощи и глубине только со страшной волной цунами. Родившись за десятки тысяч миль от родных берегов, из-за столкновения континентальных плит, волна несется со скоростью звука и на океанских просторах, таких же необъятных, как сибирские равнины, волна эта незаметна вовсе, но приближаясь к берегу, доходя до мелководья, встретив преграду, волна вздыбливается на тридцатиметровую высоту, горбится и сметает все на своем пути.

Так двигалась волна народного гнева от тихоокеанского берега Отечества, через десять тысяч верст, докатилась до Москвы и, когда пробил час Сибири, она поднялась на недосягаемую для нацистов высоту и обрушилась на них тысячеголосым хором и штыковым ударом. Надежда фюрера дрогнула.

Ельня, как Фермопилы, как Марафон, или Бородино стала принадлежать тысячелетиям.

Цвет германского войска был сокрушен и отброшен.

Русский штыковой удар зародился в регулярной армии Петра I, в среде его грозных потешных полков, ядро которых составляли молодые дворяне. Штыковой натиск требует абсолютной однородности помыслов и духа и особой целостности, когда у полка один вождь, одно сердце и одна идея. Тогда в русскую регулярную армию не рекрутировали еще даже православных малороссов и белорусов. Присутствие же мусульман в русской полковой тогда было просто немыслимо.

В боях за Ельню немцы потеряли 47 тысяч солдат и офицеров из лучших частей вермахта и Ваффен-СС. Немцы впервые потерпели в войне серьезное поражение и отступили. В сибирской 24-й армии, дравшейся под началом Жукова, родились первые пять гвардейских дивизий. Приказом от 18 сентября 1941 года Верховный присвоил им наименование гвардейских, еще вчера немыслимое в РККА. С Ельни начинается новая армия и новая история России. В приказе Сталин велел начальнику тыла Красной армии к 30 сентября 1941 года "представить проект особой одежды для гвардейских дивизий". Но дух комбедовской уравниловки был слишком силен в партии, потому гвардия не получила "особой одежды". Советский союз вступил в войну, не имея ни гвардии, ни отборных частей. Тогда уповали на казенный "массовый героизм", который часто прикрывал дурь ретивых карьеристов, гнавших родной народ на убой.

Сибиряки, выполнив под Москвой роль засадного полка русского народа, привели к необратимому перерождению всего режима и к таинственным незримым изменениям сложной души Верховного, когда-то самозабвенно, мальчиком, певшего в Горийском храме древней Иберии.

Золотые погоны и новые ордена были введены после Сталинграда, но внутренняя готовность к их возвращению окончательно состоялась под Москвой.

Никому из смертных не дано понять бездонную душу Кобы, который между стопками расстрельных бессудных листов сорок семь раз смотрел фильм "Большой вальс" или 17 раз посещал спектакль "Дни Турбиных", где невольно подпадал под обаяние императорских офицеров.

Две трети новых образцов оружия было создано за три года, предшествовавших войне, когда Сталин взял это дело под свой неусыпный суровый контроль. Он знал всех директоров, ведущих инженеров и конструкторов лично. Двадцать лет он строил невиданное доселе на Земле государство. На XI съезде партии Ленин определил природу новой власти: "диктатура пролетариата — террористическая власть". Каким бы не было государство, но оно было его государством, его, Сталина, творением. Но даже в таком государстве Хозяином был не столько он, сколько "Аппарат". Абсолютный самодержец Николай I жаловался Наследнику, что страной управляет не он, а "столоначальники" — все тот же "Аппарат".

Но осенью 1941 года он пережил жуткие часы одиночества и крушения. Аппарат, как и всякий руководящий паразитический слой, стал панической трухой. Положиться можно было только на военных и Жукова.

Красная армия была разгромлена и в плену. Тысячекилометровый фронт оголен. Эти часы он не забудет до смерти. Переживания вождя прорвутся в победном тосте 45-го года "За русский народ".

Коба ничего не забыл. Всю войну он поощрял сибиряков. Никто в мире лучше него не знал авторов чуда под Москвой. Даже Жуков видел в сибиряках только отменных солдат. Сталин видел и Сибирь, и природу сибирского характера, со времен Туруханской ссылки. Он знал кому он обязан и личным спасением. На свой манер он не забывал честных услуг. Даже Гитлер признавал: "Если Черчилль шакал, то Сталин — тигр".