Газета Завтра 448 (26 2002)

За этой перманентной драмой компартии, возможно, находится ключ к другим событиям отечественной политической жизни: как уже состоявшимся, так и предстоящим. Речь идет, прежде всего, о подготовке к выборному циклу 2003-2004 годов, а еще точнее — о том, кто будет главным "кассиром" этих выборов. Согласно схеме, которую "проталкивает" сегодня вновь образованная связка Волошина с Чубайсом, функции распределителя "коробок из-по ксерокса", как в 1996 году, должны быть возложены на Анатолия Борисовича, для чего возглавляемому им РАО "ЕЭС России" должно быть позволено почти двухкратное повышение тарифов на электроэнергию. По словам заместителя междепутатского объединения "Энергия России" Ярослава Ширяева, это соответствует дополнительному доходу в 13-15 млрд. долл. Причем вовсе не факт, что все эти деньги или даже большая часть из них пойдут на поддержку именно Путина, а не какого-либо иного "кандидата от олигархов". Противодействие этому законопроекту чрезвычайно велико, и компартия естественно претендовала на роль важнейшего центра такого противодействия. Поэтому на нее и обрушился столь мощный превентивный удар "организационного оружия" из администрации президента.

Но эти же обстоятельства еще раз убеждают в том, что, как писал моряк-подводник из гибнущего "Курска", "отчаиваться не надо". Лучше меньше да лучше. Партия вышла из уготованного ей испытания более сплоченной, более склонной к непарламентским формам политического действия. К тому же Путин, как показали события последних недель, в частности его пресс-конференция 24 июня, видимо, принял к сведению возможность "чубайсо-волошинского маневра" и решил продемонстрировать свою политическую независимость от Ельцина и "семьи". Моментом истины здесь станет предстоящее в Думе голосование по вопросам реформы электроэнергетики, которое продемонстрирует истинный "расклад сил" на российской политической арене.

Николай КОНЬКОВ

ХАМЕЛЕОНЫ

24 июня 2002 0

26(449)

Date: 25-06-2002

ХАМЕЛЕОНЫ(Репортаж из “ночного клуба”)

Десять часов вечера. Неяркий бледный свет, тишина, спокойствие. Неясно мелькнет и пропадет чья-то редкая тень — неслышными шагами выскользнет из коридора человек. Быстро минуя зал, исчезнет в темноте другого коридора. Так пролетает в утренние сумерки по городу от одной крыши к другой мутная фигурка птицы. На середине холла бабуля-уборщица монотонно водит по серому полу шваброй. Красная накидка, убранные косынкой, как у медсестры, волосы, круглое в морщинах лицо... В зале пусто. Большой зал закрыт, вход в него перегорожен пустым холодильником, в таких в магазине хранят на витрине мороженое. Лестница погружена в темноту. Кромешная тьма в узком и длинном коридорчике с кабинками вдоль левой стены. Кабинки, как в общественном туалете, но внутри нет ни унитазов, ни рулонов бумаги. В маленьких клетушках низкие и узкие уступки, обитые грязным и драным дерматином, во всех перегородках между кабинками на уровне пояса проделаны большие круглые дырки. Видно, что дырявили не хулиганы, каждая дырка любовно отделана розовой мягкой пластмассой. В зале, называемом казармой, тоже пусто. Только скучающий бармен за стойкой и полудремлющий охранник в черных брюках и белой просторной рубахе сидит в темном углу. Вдоль бара — сверкающий строй разноцветных бутылок, и над всем строем синим светом блестит, как утренняя звезда, громадная бутылка виски. Она возвещает, что скоро здесь начнется "день". На углу бара небольшой, но тяжелый по виду колокол, с прилепленной табличкой. На ней от руки уверенно начертано, что каждый, кто позвонит, обязан угостить всех, кто есть в зале. Очень охота послушать, как звучит колокол. Убедившись, что кроме меня, бармена и охранника, которым все равно пить сейчас нельзя, никого нет, аккуратно тяну за мягкую кисточку языка. Звон получился уверенный и громкий.