Газета Завтра 45 (1197 2016)

Центральное телевидение начало по первому каналу показывать многосерийный (13 серий!) художественный фильм, созданный по роману Василия Аксёнова "Таинственная страсть". Персонажи этой киноэпопеи — Аксёнов, Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский и другие — изображены как романтики эпохи, как чистые искренние поэты, сопротивляющиеся всесильному КГБ и тупым бюрократам советской системы, как прекраснодушные либералы и герои своего времени. На самом деле они были во многом баловнями и фаворитами системы, о чём свидетельствуют их книги, их судьбы, их поступки. Они сами называли себя "дети ХХ съезда" — того самого ХХ съезда КПСС, который состоялся в феврале 1956 года и на котором партийный авантюрист Никита Сергеевич Хрущёв ради захвата высшей власти в стране выступил с печально знаменитым докладом, оклеветавшим трагическую и героическую сталинскую эпоху.

Племя литературных приспособленцев, для которых этот доклад стал "учебником жизни" и "руководством к действию", назвало самих себя "шестидесятниками", а эпоху, которая наступила после ХХ съезда, — "оттепелью". Судьба этих "детишек" сложилась в основном удачно. Они стали любимцами партийной элиты, отрекшейся от сталинской эпохи, и все как один присягнули "ленинскому" времени в стихах и поэмах: "Казанский университет", "Лонжюмо", "Секвойя Ленина", "Двести десять шагов", "От января до апреля", "Ленин, том 54" (авторы — Евтушенко, Вознесенский, Коротич, Рождественский, Сулейменов и прочие воспитанники "партийного детсада").

Семена того, что Хрущёв лукаво именовал "ленинизмом", были посеяны в их души в 1956 году. Но обществу узнать сущность этого посева по плодам его пришлось почти через 40 лет, в 1993 году.

Один из самых шустрых "детей XX съезда" летом 1993 года написал стихотворение, посвящённое Р. Рождественскому и объясняющее их общую судьбу: "Кто были мы, шестидесятники? // На гребне вала пенного // в двадцатом веке, как десантники // из двадцать первого. <…> Давая звонкие пощёчины, // чтобы не дрыхнул, современнику, // мы прорубили зарешечённое // окно в Европу и в Америку. // Мы для кого-то были "модными", // кого-то славой мы обидели, // но вас мы сделали свободными, // сегодняшние оскорбители. <…> Пускай шипят, что мы бездарные, // продажные и лицемерные, //но всё равно мы — легендарные, // оплёванные, но бессмертные!"

"Окно в Америку" прорубили — и первым в него нырнул Евтушенко вместе с сыном Хрущёва.

И вот в каких оборотней выродились эти "верные ленинцы" в октябре 1993 года: "Я желала тем, кто собрался в "Белом доме", одного — смерти. <…> Они погибли от нашей руки, от руки интеллигентов <…> не следует винить в том, что произошло, мальчишек-танкистов и наших коммандос-омоновцев. Они исполняли приказ, но этот приказ был сформулирован не Грачёвым, а нами…" (из статьи В. Новодворской "На той единственной гражданской", журнал "Огонёк", гл. ред. В. Коротич, № 2-3, 1994 г., стр. 26-27).

Статья написана от имени всех 42-х подписантов позорного известинского письма (5.10.1993 г.), подписанного "шестидесятниками" А. Адамовичем, Б. Ахмадулиной, Г. Баклановым, А. Борщаговским, А. Гельманом, А. Дементьевым, Р. Казаковой, А. Ивановым, Ю. Карякиным, Ю. Левитанским, Б. Окуджавой, Р. Рождественским, Ю. Черниченко и другими "детьми XX съезда КПСС"; их возражений она не вызвала. А в этом письме защитники Дома Советов, убиенные в те дни, назывались "красно-коричневыми оборотнями", "убийцами" и "хладнокровными палачами" — как будто не их тела октябрьской ночью были погружены на баржи и увезены в неизвестном направлении, а трупы Ельцина, Лужкова, Гайдара и прочих "гуманистов" и "реформаторов". Так что кровь 93‑го года — на ваших руках, "бессмертные и легендарные".

Красная Атлантида

Красная Атлантида

Геннадий Животов

вышел в свет альбом народного художника России Геннадия Ефимочкина

Как-то я сказал Геннадию Ефимочкину, что многие молодые художники пишут картины времён наполеоновского нашествия и войн с поляками, но не очень убедительно. "Вот Суриков, — добавил я, — был самым объективным историческим художником". На что Геннадий Фёдорович заметил: "И Суриков был неточен. Художник может отвечать только за то время, в которое жил сам. Убедительна картина, которая видится своими глазами, создаётся по живому реальному материалу".

И в этом кредо, вся сущность Ефимочкина. Его картины — то, что он видел, люди, с которыми сталкивался и которых любил. Он ходил с рыбаками в море, испытывал морскую болезнь, пил чай в кубрике, проникался настроением этих людей. Он путешествовал по стройкам, наблюдал их с самого начала и до конца строительства, как Братскую ГЭС. Он ходил с пограничниками в рейды. Вся его жизнь сопряжена с конкретным действом. В его искусстве важно непосредственное присутствие без пафосной любви к современникам. Он всегда избегал этой экспрессии. Например, человек, который на плотине высотой 100 м укладывает бетон, делает это с каким-то удивительным спокойствием, с такой крестьянской, рабочей обстоятельностью. И в этом художественная правда Ефимочкина.