Газета Завтра 455 (33 2002)

Конечно, безопасность — великая вещь, но она, в отличие от научного и общественного развития, всегда исходит от нужды, а не от избытка. Нельзя существовать, поддерживать порядок, не развиваясь, не прилагая усилий в этом направлении.

Гейдар Джемаль. Вот здесь, на мой взгляд, и вырисовывается главная методологическая закавыка. Партия не хотела переходить к технократической форме общества. Она инстинктивно ощущала, что знание есть политическая сила, связанная не с информацией, будь она даже естественнонаучная, а со специфическим видением бытия. В Советском Союзе такое специфическое видение было воплощено в советской идеологии, которая защищалась монополией партии на идеологическое понимание глобальных концепций — таких, как человечество, общество, история и т.д.

Технократия принципиально деидеологизирована, потому что она связана с контролем, оценкой, переработкой и распределением информационного потока, являющегося чисто оперативным потоком. Когда общество переходит от идеологической целостности, при которой знание является политическим пониманием всеобщей концепции развития, к технократической форме существования, при которой естественнонаучные "операторы" представляют собой одну из "ведущих сил", то инициатива уходит от государства к этим силам, имеющим приоритет в производстве естественнонаучного знания. В этом смысле СССР был обречен утратить политический контроль над тем технократическим внутрисоветским классом, который объективно составил бы один из сегментов мирового технократического класса.

Александр Проханов. У меня есть собственное ощущение того, какое место занимало знание в СССР. Советское общество было сконструировано. Оно не возникло в результате какой-то исторической эволюции, плавного перехода Белой России в Красную. Это был результат огромного сокрушитель- ного взрыва, когда старое общество было демонтировано как демонтированы близнецы на Манхеттэне — и на их месте в кратчайшие сроки было построено новое общество. По чертежам, которые были приблизительно известны. То есть это была грандиозных размеров социально-инженерная акция. Причем это общество было задумано таким образом, что оно должно было постоянно менять свои балки, контуры, наращивать этажи, обрушивать устаревшие формы, навешивать купола, строить мосты, чтобы соединять берега, а потом разбирать их и превращать в корабли, плавающие вдоль реки.

Всё это предполагало огромное количество самых разных социальных, политических, экономических и просто инженерных знаний, которые все должны были проверяться одним — колоссальным провидением, суперзнанием. Это суперзнание, по-видимому, не исчерпывалось программами Съездов или госплановскими выкладками на очередную пятилетку. Это было некое метафизическое знание. Я предполагаю, что в основе Советского общества лежали мистические, сакральные представления. Следы этих представлений отчетливее всего видны сегодня на Красной площади, где собраны советские оккультные символы, руны и пентаграммы, в которых закодировано знание первых советских жрецов.