Газета Завтра 462 (40 2002)

Чуть ниже: "Бог есть умерший человек". Платонов, следуя Федорову, восстанавливает интонации, утерянные в трактовках. Смысл жизни — решение задачи воскрешения — продиктован чувством и не нуждается ни в разъяснениях, ни в толкованиях. Жизнь, ее цели — они среди дворов и людей, потому что дальше ничего нет. Смысл не может быть далеким и непонятным — он должен быть тут же. А все эти измы (за редкими исключениями, например, буддизм) — они направлены против кого-то. В Русском Каноне — "на него смотрели два ясных глаза, не угрожая ему ничем" ("Счастливая Москва").

Неизвестно, является ли тайна бессмертия более недоступной, чем тайна тяготения. "Нравственную же невозможность бессмертия без воскрешения необходимо доказывать только Западу" ("Записка", ч. IV). Буддизм же не вера, а путь к личному спасению. Надежда уничтожить зло отречением от любви и привязанности. Не дело, а сомнение, бездействие.

Однажды к Будде пришла женщина. Вся в слезах, в полном отчаянии она говорит, что ребенок ее умер, и просит помощи. Будда посылает женщину разыскать двенадцать домов, в которых никто никогда не умирал, и принести из каждого дома по куску хлеба. Женщина пошла разыскивать такие дома, и возвратилась в еще большем отчаянье. Она не нашла домов, в которых никто никогда не умирал. Будда сказал, что она требует невозможного, что все умирают, ее ребенка постигло лишь то, что составляет удел всех и каждого, и Будда осудил женщину за неумеренность ее требования. В примечании 12 к третьей части "Записки" Федоров, приводя этот случай из жизнеописаний Будды, говорит о несостоятельности Будды. Невероятность проекта его не смущает: оценка возможностей результатов деятельности всех людей, направленных к одной цели, неподвластна отдельному разуму; это — оптимальная стратегия по снижению разрушительных тенденций: межнациональной, религиозной, классовой, сословной напряженностей, пронизанных "законом борьбы". Необходимое единство пока не достигается из-за неполноты органов.

То, что до сих пор придумано людьми для обеспечения своего существования (семья, государство), является различными формами взаимного страхования. Но так как природа не принимала при этом никакого обязательства, такое страхование нельзя считать действительным.

Изучение условий, при которых случайное блуждание становится неслучайным и — сознательным, в любом случае должно начинаться с уничтожения голода, решения сельскохозяйственного вопроса (сбор "верного" урожая, — который бы гарантировал неухудшение свойств почвы).

Теперь, когда "акценты" расставлены, понятно, что проект не предполагает суеты. Истина о самом себе, всегда сопровождающаяся истерией личного спасения и бессмертия, Платонова не интересует; "ведь если жить правильно — по духу, по сердцу, подвигом, жертвой, долгом, — то не появится никаких вопросов, не появится желание бессмертия и т. п. — все эти вещи являются от нечистой совести".

Не для себя. Не для других. А со всеми и для всех. Сердце Канона — несвобода человека. Марина Цветаева: "Прочла у Афанасьева сказку "Упырь" и задумалась… Когда мне говорят: сделай то-то и ты свободна, и я того-то не делаю, значит, я не очень хочу свободы. Значит, мне несвобода дороже… Маруся упыря любила". Платонов выводит формулу несвободы: "Нельзя предпринимать ничего без предварительного утверждения своего намерения в другом человеке. Другой человек незаметно для него разрешает нам или нет новый поступок". Вот мы и живем теперь в этой ясности. Воздух тих, прозрачен и свеж.

Формально принцип несвободы включает в себя известные ветхозаветные заповеди, с четвертой по десятую, но он более широк: в Русском Каноне "другой человек" — это и все умершие; и неродившиеся. Но многое исключает. "В периодическом прощении грехов на исповеди вижу вредный обман, поощряющий безнравственность", — комментирует Толстой постановление Синода о его отлучении от церкви.

Формула Платонова упраздняет первые три заповеди (они запрещают других богов, кроме Саваофа), как сеющие вражду. Да и вообще в признании единого Бога нет примирения, — лишь игнорирование различий, причин раздоров. Возможно ли, чтобы международная вражда прекратилась из-за этого признания? Идеи, пережившие свое время, не увлекают всего человека или увлекают только неполных людей. "Отступления от нравственности сделали Библию всего лишь книгою, Евангелие — программой объединения, которая не может быть приведена в исполнение" ("Записка", ч. IV).

Верность нравственности есть верность тому, как это должно быть ("Записка", ч.I), и эти представления — меняются.

В первую очередь это коснулось домашней нравственности: "Нет и не может быть богатства праведного", — чувство чеховской героини является прямым следствием принципом несвободы; "Как бы ничтожна и виновата ни была женщина, ты не имеешь права быть в ее присутствии пьяным", — наставляет Чехов своего старшего (!) брата; степень сочувствия Платонова "другому человеку" такова, при которой никакое диссидентство невозможно. Счастье же заключается в том, что ты родился.